Реки Лондона. Бен Ааронович

конца рыдающий младенец, измученная мать, а отца нет дома, – задумчиво проговорил инспектор. – Я уж молчу о возрасте этого самого дома. Нет, что-то там точно должно было быть.

      – Она же помешана на чистоте, – сказал я. – Возможно, пылесос поглотил всю магию?

      – Что-то ее поглотило, это факт, – согласился Найтингейл. – Что ж, завтра пообщаемся с ее мужем. А сейчас давайте вернемся в Ковент-Гарден и попробуем взять след там.

      – Но прошло уже три дня, – возразил я. – Разве вестигии держатся так долго?

      – Камень очень хорошо сохраняет их. Именно поэтому у старых зданий такая атмосфера. С другой стороны, там такой поток людей и столько своих собственных бесплотных черт, что выявить что-то новое будет непросто.

      Мы дошли до «Ягуара», и тут я спросил:

      – А животные способны чувствовать вестигии?

      – Зависит от животного.

      – Как насчет того, которое все равно уже замешано в этом деле?

      – А чего это мы пьем у тебя? – поинтересовалась Лесли.

      – Потому что с собаками в паб не пускают, – ответил я.

      Лесли сидела на моей кровати. Она наклонилась почесать Тоби за ушами – тот заскулил от удовольствия и стал тыкаться ей лбом в коленку.

      – А ты бы сказал, что это специальная охотничья собака, работает по призракам.

      – Мы не охотимся на призраков, а ищем следы сверхъестественной энергетики, – уточнил я.

      – Он что, правда волшебник? – спросила Лесли. – Так и сказал?

      Я начинал жалеть, что рассказал ей.

      – Правда. Я видел, как он колдовал и все такое.

      Мы пили «Гролш» – Лесли умыкнула один ящик с общей рождественской вечеринки и припрятала в кухне под стенкой, за оторванным куском гипсокартона.

      – Помнишь типа, которого мы на прошлой неделе задержали за разбойное нападение?

      – Забудешь такое, как же.

      Истинная правда – меня в тот раз крепко приложили о стену

      – Так вот, похоже, ты тогда слишком сильно ударился головой, – сказала Лесли.

      – Да нет же! – сказал я. – Все это существует на самом деле – и призраки, и магия.

      – А почему же тогда я не чувствую, чтобы что-то изменилось? – спросила она.

      – Потому что все это было и есть вокруг тебя, просто ты никогда не замечала. Ничего не изменилось, вот ты ничего и не чувствуешь. Прикинь? – сказал я и допил бутылку.

      – А я думала, ты рационалист, – буркнула Лесли, – и веришь в научный подход.

      Она протянула мне новую бутылку, я приподнял – мол, твое здоровье!

      – Слушай, – стал я объяснять, – вот мой папа всю жизнь играл джаз – знаешь, да?

      – Конечно, – ответила Лесли. – Помнишь, ты меня с ним даже знакомил? Он мне очень понравился.

      От этих воспоминаний меня чуть не передернуло.

      – А ты знаешь, что главное в джазе – это импровизация?

      – Нет, – ответила она, – я думала, главное – петь про большие бабки и деревянные смокинги.

      – Забавно, – усмехнулся я. – А вот я как-то раз застал