Как рождается русский человек. Анна Садовина

разрядился. Он долго размышлял над своим положением, ведь он уже взрослый, как считалось. В доказательство этому он не стал звонить матери. Не к чему её беспокоить, она и так излишне волнуется за него, предостерегает. Да и здоровье её в последнее время не жалует. Конечно, горе на двоих делить легче, но если мама расскажет ещё и бабушке о случившемся, то уже им двоим придётся тяжко. И нет гарантии, что они смогут ему помочь, ведь с деньгами в больницах сейчас тоже нелегко, а о пенсии и думать нечего. Нанять адвоката не было возможности. Другого же способа выбраться из ситуации, кажись, не существует.

      По этим причинам он сделал позволительный звонок своему другу и по совместительству соседу. Позвонил ему точно от безысходности, ведь явно знал: денег на выплату штрафа или же на услуги защиты закона у того нет. Откуда же им взяться? Да и выйти отсюда тот не поможет. Всё же он обрисовал ему вкратце ситуацию и назвал адрес, тот, в свою очередь, сказал, что постарается что-нибудь сделать.

      В расспросах, пустых диалогах проходило время. Прошло по меньшей мере три часа. Камера опустела ненамного. Поначалу многие из собравшихся возмущались, жаждали объяснения ситуации. Однако такое желание здесь, за решеткой, длится недолго. На смену ему приходит жгучая потребность – выйти отсюда. И все силы бросаются на поиски иного варианта развития событий. Тогда-то люди и ощущают что-то наподобие тягучего, настоящего одиночества перед неизведанным. Это начало пути переустановок и зачастую разочарования.

      Сидеть уже стало совсем невыносимо. Гордеев встал и подошёл к ржавой решётке, чтобы как-то размяться.

      «Именно эту решётку лучше всего бы сейчас дубинкой», – подумал он.

      – Несправедливо, – сказал он тихо, как бы в себя.

      – Что, ещё не привык? – внезапно зашевелил губами тот самый седой мужчина, через секунду снова погрузившись в сон, будто бы слов его не было и выхода из созданного транса тоже.

      Гордеева поразил усталый и спокойный вид мужчины. «Ну конечно», – подумал он, – «Сколько всего повидал этот старец на своем веку. Все еще живем, под собою не чуя страны, те же серые плитки под ногами да мусор. То же желание биться, та же решетка». Он вернулся на свою скамейку, не желая тревожить покоя задремавшего мужчины.

      За прошедшие четыре часа из камеры отпустили семь человек. Гордеев замечал, как проведенное здесь время меняло людей. Оно ощущалось плотным и вязким. Время обволакивало человека так, что он начинал замечать каждый час, минуту и секунду, проведенную не на свободе, а в неприятной и непонятной ситуации, которая уже затянулась.

      Когда же и мы выйдем? – зачарованно смотрел вслед вновь уходящим Денис. – Уже почти четыре часа находимся здесь. А знаете, что? За последние три часа тот старик пошевельнулся всего раз.

      – А ты не смотри на него три часа подряд, – посоветовал Макс, – Может, он тебя стесняется.

      – А куда смотреть? Здесь только он и решетка. Вечны и недвижимы.

      Гордеева мало волновало настоящее, сам он уже погрузился в заботы о будущем. Он понимал, что с последствиями сегодняшней