Упырь, или Жизнь после смерти. Игорь Журавлев

как снайпер через прицел. Зато от солнца глаза болят и слезятся.

      – И что это значит? – взволнованно спросил прекрасно всё услышавший Веня.

      – Вот, – добавил Костя, – еще и чуть слышный шепот с трех метров легко различает. А ну-ка, рот открой.

      Веня послушно открыл рот.

      – Ага, – заглянув внутрь протянул Костя, – зубы все крепкие, целые, без единой дырочки. Прямо на загляденье. А что, Веня, зубы никогда у тебя не болели?

      – Да как же не болели-то, – удивился тот, – болели, как у всех. И пломбы ставили, и пару зубов уже на фронте удалили. Один я сам – плоскогубцами.

      – Ага, еще раз рот открой пошире, погляжу.

      Веня опять раззявил рот и Костя его внимательно осмотрел. После чего сел на свой стул и сообщил:

      – Зубы у тебя все, тридцать две штуки, как положено. Ни одного пробела. Ни одной пломбы. Этих зубов стоматолог никогда не касался.

      Вениамин быстро засунул палец в рот и ощупал каждый зуб. Похоже, так и есть. Он недоуменно взглянул на друга:

      – Костя, что со мной?

      Тот выразительно пожал плечами и ответил:

      – Боюсь, науке это неизвестно. А вот в народе разное рассказывают.

      – Что в народе рассказывают?

      Костя как-то косо посмотрел на него и сказал:

      – Подожди немного, сейчас еще один эксперимент поставим.

      Он встал и вышел, а Веня молча сидел за столом опустив голову и не думал вообще ни о чем. В голове было пусто, как в кармане у пьяницы.

      Минут через пять раздались шаги в коридоре, вошел Костя и аккуратно запер дверь на крючок изнутри. Подошел к столу и вынул из-за пазухи запотевшую бутылку, запечатанную сургучом, с красной жидкостью внутри. Оглянулся, подошел к тумбочке и достал из нее граненый стакан. Потом свернул с горлышка сургуч и налил в стакан из бутылки до краев. Кивнул Вене на стакан:

      – Пей!

      А Веня словно завороженный смотрел на красную жидкость, ноздри его раздувались, вдыхая запах, а тело сотрясала мелкая дрожь.

      – Что это? – хрипло спросил он, хотя уже и сам точно знал ответ.

      – Кровь, – спокойно ответил Костя, – обычная человеческая донорская кровь9.

      Но Костя его не слушал, он не мог оторвать взгляда от красной жидкости, она притягивала его к себе как бы мощным магнитом и чей-то (его?) голос изнутри почти кричал: «Выпей!». Как в тумане Костя протянул руку, ничего не слыша и не видя, кроме налитой в стакан крови, запах которой кружил ему голову. Еще какое-то время он пытался сопротивляться, но вдруг в какой-то неуловимый момент его рука словно бы выстрелила с невероятной скоростью, схватила стакан и одним быстрым длинным глотком кровь пролилась в горло. Стакан упал на пол, а в руке Вениамина уже была бутылка, в которой оставалось еще половина красной жидкости и не успел Костя и моргнуть, как она опустела.

      А внутри старлея пылал пожар, который не сжигал его, но наполнял всё тело невиданной силой. Вене казалось, что перед ним распахнулся космос и звезды кружились перед глазами в восхитительном танце. Ничего лучшего он никогда в своей жизни не испытывал. Но в какой-то

9

К началу Великой Отечественной войны в СССР уже существовала разветвленная сеть Службы крови: семь институтов, 170 станций, 1 778 кабинетов переливания крови. В 1941 году к ним добавились внештатные группы на всех фронтах. Их сотрудники работали в две-три смены с небольшими перерывами на отдых. Кровь заготавливали в стеклянных ампулах емкостью по 500 миллилитров (норма мирного времени составляла 400 миллилитров), а при их отсутствии – в бутылках из-под водки. Всё мыли вручную: с мыльно-содовым раствором или в растворе древесной золы – щелоке, если не было мыла и соды.