Монах. Григорий Веский

е служу.

Пролог

      Моя история о том,

      Какие есть мечты на свете,

      О нечестивом, о святом,

      О снах желанных на рассвете.

      Один особенно хорош;

      Рассказ ему я посвящаю,

      Он на другие не похож,

      Его с улыбкой провожаю.

      Я по призванию – поэт,

      Без притязаний и амбиций,

      Не отступаю от традиций,

      Мне в радость просвещенья свет.

* * *

      Передо мною край надежд,

      Смиренья, чести благородной…

      Не для попытки он бесплодной,

      Не для законченных невежд.

      Там всё свободою дышало,

      Напоминало, право, рай,

      Любви там сердце трепетало,

      Там слов не вымолвить: Прощай…

* * *

      Восход заметно отличался

      Непревзойдённой красотой,

      В нём ангел праведный купался

      На редкость с чистою душой.

      И день как девы отраженье:

      Высокой, стройной, молодой,

      Где каждый черпал вдохновенье,

      Стремился к музе на постой.

* * *

      Закат безумно восхищал

      Игрой живою, ежечасной;

      Так сердце греет идеал

      Своей улыбкой сладострастной.

      Великолепье замыкала

      Ночная прелесть тишины…

      Природа будто отдыхала;

      По слухам вещие там сны.

      Там в торжестве великих дум

      Источник бил благоволенья,

      Там пробуждался спящий ум,

      Там гений жаждал утвержденья!

* * *

      Попавший в те места, бывало,

      В священный верил ритуал,

      Ему чего-то не хватало…

      Быть может, истины начало

      Умом невольно познавал?

      Но коль встречался кугуар,

      То от его уже оскала

      Кровь в жилах тут же застывала,

      Исчезнуть мог и речи дар.

      За ним как будто бы следили,

      Не отпуская ни на шаг;

      Здесь интуиция – маяк,

      Его огни ему светили.

      Там будто в поле подозренья:

      Врага бесшумные шаги,

      Как чёрной магии круги;

      Там далеко до примиренья.

      Творилось нечто да такое,

      Что даже трудно описать!

      Не находил уже в покое

      Ту, прежде, божью благодать.

* * *

      Бунтарь особенно опасен,

      Когда из крайности одной

      Переметнётся он к другой…

      Туманен взор его, неясен.

* * *

      Он шёл вперёд, пути не зная,

      Себя нисколько не щадил,

      Но над опасностью шутил,

      В блаженстве дивном утопая.

      Казался с виду отрешённым,

      Дав благочестию обет,

      Духовно твёрдо убеждённым

      В грядущем шествии побед.

      То, странно, вдруг преображался,

      Дыша прерывисто, хрипя;

      Сказать готов, похоже, я:

      Чего-то искренне пугался…

      Его надежда покидала,

      Лишая разума на миг;

      Его как будто в гроб вгоняла,

      Себя ведёт он как старик.

      Мечта заветная для многих

      Реализуется во снах,

      В обмане сладком, на пирах:

      Там не до правил часто строгих.

* * *

      Там вызывали слёзы… дали;

      Их невозможно удержать,

      И впрямь по ним должны скучать,

      Надолго их запоминали.

      И вот они в воспоминаньях:

      Долины, реки и леса,

      Творились будто чудеса —

      В их, смысл жизни, очертаньях.

      Такие чувства навевали

      Края таинственные те;

      По ним не раз в сердцах вздыхали;

      Но, памятуя о тщете,

      На случай всё же уповали.

* * *

      Среди высоких снежных гор

      Сей монастырь в тиши таился

      Не как судьбе немой укор;

      О, взор чужой к нему стремился!

      То было чудо из чудес;

      То воплощение Афины,

      А к ней особый интерес —

      На то серьёзные причины!

      Широкой