Украсть у президента. Владимир Гриньков

у него был свой отдельный кабинет?

      – Да.

      – Я бы хотел взглянуть, – сказал Корнышев с вежливой улыбкой, и ему положительно нельзя было отказать в его просьбе.

      Дети смотрели на мать. Алла Михайловна колебалась. Уловивший это Корнышев поднялся из-за стола с самым решительным видом. Всё выглядело так, будто ничто не сможет его остановить.

      – Идёмте, – сдалась Ведьмакина.

      Вдвоём они по лестнице прямо из гостиной поднялись на второй этаж. Недлинный коридор. Несколько дверей. Они прошли в самый конец коридора, Алла Михайловна толкнула незапертую дверь, и Корнышев увидел рабочий кабинет полковника Ведьмакина. Небольшая комната с единственным окном. Корнышев потянул за шнур, пластинки жалюзи повернулись, впустив в комнату солнечный свет. Стол. Кресло. Какой-то цветок в углу. Диван у стены. И над диваном – сейф, вмонтированный в стену. Корнышев бесцеремонно, будто и не было рядом с ним Аллы Михайловны, один за другим выдвинул ящики стола. Ничего. Ни единого листка бумаги. Вообще никаких предметов. Корнышев озадаченно посмотрел на Ведьмакину. Она молчала. Тогда Корнышев перевёл взгляд на сейф.

      – У вас есть ключ от этого сейфа?

      – Он открывается без ключа. Надо только знать код.

      – Вы его знаете?

      – Да, – ответила Алла Михайловна, подошла к сейфу, набрала код, распахнула дверцу.

      Пусто. Ничего. Корнышев приблизился, провёл ладонью по металлическому нутру сейфа, будто не верил, что в таком серьёзном сейфе можно хранить всего-навсего воздух.

      – Где бумаги? – спросил Корнышев. – Где компьютер, который когда-то стоял вот здесь?

      Он ткнул пальцем в поверхность стола, где действительно было место, выгоревшее под нестерпимо ярким кипрским солнцем меньше, чем остальная часть столешницы.

      – Компьютер Саша забрал с собой в Москву, – сказала Алла Михайловна. – В свою последнюю поездку. А перед поездкой все бумаги он уничтожил. После него ничего не осталось. Вы же видите, пустая комната.

      * * *

      Чаепитие началось не чаем, а вином. Алла Михайловна из вежливости выставила на стол бутылку белого сухого «Паломино», а Корнышев не стал отказываться.

      – Давайте помянем Александра Никифоровича, – предложил он со сдержанной строгостью и это, похоже, позволило ему окончательно стать своим для младших Ведьмакиных.

      И только Алла Михайловна пребывала в напряжении, хотя старательно это скрывала.

      Выпили, не чокаясь. Всем взгрустнулось, и даже Корнышев старательно изображал скорбь. Алла Михайловна разливала по чашкам чай, Екатерина расспрашивала Корнышева о Москве, он отвечал на вопросы, и обстановка стала если не сердечной, то неформальной уж точно. Но всё это продолжалось недолго. Алла Михайловна, обнаружив, с какой готовностью дочь улетает мыслями в прошлое, вдруг вмешалась в разговор и демонстративно увела его в другое русло, и это выглядело так нарочито, что было видно всем. Не без сожаления подчинившись воле матери, Катя посмотрела на Корнышева. Они обменялись выразительными взглядами, как заговорщики, имеющие общий интерес, но вынужденные