Мой парень – порноактёр. Дарья Михайловна Сорокина

Курт подарил?

      Потребовалось немало усилий, чтобы сдержать поток гневных слов, которые вертелись у меня на языке. Я лишь натуженно улыбнулась, мечтая растворить эти кандалы в кислоте, вместе с рукой.

      – Всё нормально, Элизабет?

      Видимо, моё состояние всё же укрылось от папы, и я сделала глубокий вдох:

      – Папа, а что если Норис мне ммм не…совсем… симпатичен?

      – Не будь строга к нему. Дай парню шанс. Он за тобой ухаживает, помоги ему, скажи, что тебе нравится сама. Отношения это двое людей.

      Тряпка. Ты тряпка, Бет!

      Так и не смогла нормально возразить отцу. Слишком живо я помнила, как всего раз сделала не по его, и меня перевели в другую школу, не слушая мольбы и слёзы. Я не готова расставаться со Стэнфордом, но сама я не потяну плату за обучение, а папа не позволит мне взять студенческий заём. У него знакомые во всех банках, они живо сдадут меня с потрохами, едва я заявлюсь у них на пороге. Может, фамилию сменить. Элизабет Хэндерсон. Звучит!

      Жаль, такие подработки, чтобы покрыть обучение за семестр ещё не придумали. Остаётся только спихнуть Эда с первых позиций, чтобы забрать его стипендию. Но это почти нереально, он чёртов гений! Да и не хочу я с ним соревноваться.

      Снова думаю о нём.

      В итоге просто отложила разговор с отцом до лучших времён.

      Но стало только хуже, когда пришёл день моего посвящения. Я почти не слушала болтовню Триш и Холли, кивала на их расспросы о Курте и слушала восхищённые вздохи, а сама украдкой поглядывала на своего хамелеона. Октябрьское солнце подсвечивало его слегка неряшливые пряди, оставляло завораживающие блики на стёклах очков. А пальцы… Красивые длинные, мысленно представляла в них не вилку, а смычок скрипки, потом моя фантазия уходила чуть дальше, и вот мы уже играем дуэтом на пианино, случайно касаясь друг друга, пока близость окончательно не сводит нас с сума, и вот уже эти самые пальцы расстёгивают пуговицы моей блузки, застёжку на лифчке…

      Я слишком громко втянула остатки смузи через трубочку, что сама вздрогнула от противного звука. Девочки рассмеялись, а видение ушло, оставив после себя приятное щекочущее чувство внизу живота.

      Ты нравишься мне, Эдвард Хэндерсон. Ты мне нравишься. Можно я буду звать тебя Эд?

      Это же так просто сказать. Что я теряю? Только свои глупые фантазии…

      – Он! – Триш ткнула пальцем в моего одногруппника, и я чуть не задохнулась от волнения.

      – А?

      Она закатила глаза:

      – Твоё задание – тот додик-очкарик.

      – Поцеловать? Его? – прикидываюсь идиоткой. Да я заговорить-то с ним боюсь. И он не додик… Они просто его не знают!

      – Ну же давай, Лиз! Вон он сидит, – вступает Холли, и я понимаю, что шансов отвертеться у меня всё меньше.

      – Холли, я учусь с ним. Это Эд Хэндерсон!

      Сердце к горлу подскочило, когда он повернулся на нас. Его очки ярко блеснули на солнце, и сверкнувшие за ними серые глаза бросили меня в жар, лишив всякой возможности связно мыслить и говорить.

      – Боже,