Дочки-матери. Алёна Русакова

Отдайте пожалуйста ключ, я сама прослежу за цветами и порядком в квартире!

      Тамара хитро улыбнулась, разглядывая потенциальную невестку.

      – Как же я тебе ключ отдам, коль тебе доверия совсем нет? Мне может быть твоим родителям позвонить и доложить им о том, что ты дома не ночуешь, мужчин домой в их отсутствие водишь, а по ночам, вместо того чтобы спать, в подъезде орешь, буянишь, двери выламываешь. Ну и как тебе такой после всего доверять?

      – Что?!

      Вика раскрыла рот от удивления.

      – Ничего! Ешь расстегай!

      Тамара усмехнулась и гордо прошла к выходу. У двери обернулась:

      – Если с сыном моим встречаться будешь, то так уж и быть, не скажу твоим родителям ничего. Не буду их огорчать!

      Тамара Никитична прошла к себе в квартиру, и довольная уселась в кухне за стол.

      – А еще приличной прикидывалась! – усмехнулась она. Отпила из блюдечка чай и довольно качнула головой, согласившись с собственными мыслями.

      – И без косметики она, оказывается, не такая уж и красивая! Ничего своего то в ней нет! Вся красота оказывается, была нарисованная!

      Обгадила, обругала и полегчало. Сразу так хорошо стало от мыслей таких!

***

      Фаина пласталась у печи. Счастливая, довольная, она вынимала из нее пироги, какие с рыбой, какие с ягодами, был и курник.

      За столом рядом уже сидел и трескал курник сын, Кирьяша.

      – Кушай, кушай, сыночек, – ласково приговаривала Фая.

      Фая ловко поддела деревянной лопаточкой очередной противень с печи и попыхтев, и побрякав, убрала лопатку, взялась за кочергу.

      – А можно я с собой пирогов возьму? – с набитым ртом спросил Кирьян. – Пусть и Любка моя попробует, какие вкусные у тебя пироги, мать.

      Женщина нахмурилась и отвернулась к печи.

      – Не надо мою еду в тот дом таскать. Не нравится мне, что баба твоя сроду пирожка никакого не постряпает! Как с такой жить? Бросай ее, непутевую, другую еще встретишь, молодой, общих детей у тебя с нею нету, что тебя держит-то?

      Кирьян выбрал из курника последние кусочки курицы, шумно вздохнул, облизал пальцы и отодвинул от себя тарелку со ставшим пустым, без начинки пирогом.

      – Ничего ты не понимаешь, мать. Сама говоришь, молодой я еще, ну вот и рано мне семью заводить. А с Любкой можно и так пожить. С голоду не помру – у меня ты есть. Твоя еда – она самая лучшая. Поживу с ней пока не надоест и уйду, я ж мужик, ничего не теряю.

      Фая замерла с кочергой в руках.

      – Я ж не вечная. Вот как помру, что делать будешь? – заворчала она.

      Кирьян махнул беззаботно рукой:

      – Не переживай мать, сестер у меня целых две, буду по очереди к ним ходить. Накормят!

      – Уйди ты! – в сердцах воскликнула она, – Сейчас как дам кочергой за такие слова! Разве можно так над человеком издеваться? Если Любку женой не считаешь, зачем тогда с нею живешь, ирод?

      Кирьян снова нагло улыбнулся, отбежав от стола.

      – Потому что наслаждаюсь ее молодостью и красотой! А ты мать, в наши дела не лезь!

      Фая