Дочки-матери. Алёна Русакова

как Вика, к самым крайним мерам (таким как полиция) прибегают лишь в исключительных случаях. Обычно эти "Вики" все проблемы пытаются решить полюбовно. Боятся обидеть. И потом, Тамара была полностью уверена в том, что девчонка не станет звонить своим родителям чтобы пожаловаться. Не захочет им отдых портить!

      – Да что же это такое-то, Тамара Никитична! – снова безрезультатно попыталась повлиять на соседку Вика, – Не надо меня воспитывать у меня для этого есть моя мама!

      Тамара прикинулась глухой и прильнула к глазку. Она ждала, когда наконец, начнется вторая часть ее "хитроумного" как ей казалось, плана.

      Дверь квартиры напротив открылась и на лестничную площадку вышел Витька. (Сын).

      – Вика? Чего кричишь? – услышала Тамара голос сына. – Что случилось!

      – Да мама твоя, Тамара Никитична зачем-то заперлась изнутри и не впускает меня домой! – донесся и голос Вики.

      – Ну… Бывает. У меня пока посиди. Чаю вместе попьем, – нашелся Витька.

      – Нет уж, спасибо! – возмущенным тоном громко выдала Вика.

      Тамара услышала цокот ее каблучков. Девушка убежала по лестнице вниз. Тамара только вздохнула тяжко.

      – Ишь, гордая какая. Витька ей помощь предложил, а она нос воротит! Ничего, дожмем мы тебя, наша будешь!

      – Что-ли выходи, мать! – пнул дверь Витя. Тамара открыла дверь.

      – Вишь, странная она какая. Надулась, убежала. Не надо мне ее в жены сватать, – высказался недовольно Витя. – Как с такой потом жить? Она ж вон какая несговорчивая. Намаюсь!

      – И то правда, – задумчиво произнесла Тамара.

***

      Лексей постучал в дверь – та отперлась сама, приглашая его войти своим мягким скрипом.

      Он и вошел, аккуратно сняв с ног калоши и поставив их у порога.

      Сразу за дверью начиналась большая комната, огороженная белёной печкой из кирпича. Скамейки вдоль стен, на скамейках – вёдра, банки, разный хозяйственный "хлам" типа рабочих рукавиц и старых инструментов.

      Эту избу Лексей помнил: когда-то в ней жили родители Любки-невестки. С тех пор в избе мало что изменилось: все те же старые скамейки и печь, все те же тканные половики на рыжем деревянном полу.

      – Кирьян? – негромко позвал сына Лексей. Никто не откликнулся, поэтому он снова позвал:

      – Люба?

      – Спят они, деда! – выбежал к Лексею Колька, мальчонка лет пяти.

      – Как спят, время-то уж одиннадцать? – удивился Лексей.

      Мальчонка пожал плечами.

      За печью что-то брякнуло, а потом загремели, падая на пол с громким грохотом то-ли крышки от кастрюль, то ли жестяные банки.. Лексей поспешил на шум и увидел второго мальчонку. Трехлетний Мишка был весь чумазый: в печку лазил, видать, испачкался. Лексей взглянул на печь и убедился в том, что так и было: дверца печи была открыта. Лексей и внутрь печи не поленился, заглянул: там лежала уже заготовленная кем-то скомканная газета, на полу возле печи – спички рассыпаны.

      – Никак печь топить удумали? – строго поинтересовался Лексей у старшого мальчонки. Колька отвёл глаза.

      – Яйца