Целую тебя, мой Пьер. Светлана Викторовна Ильина

мыши, шуршали около каминов и печей и торопливо вставали при виде хозяйки, почтительно кланяясь. Один раз Пётр хотел остановиться, чтобы повнимательнее рассмотреть немолодую женщину, чьё лицо ему показалось смутно знакомым. Однако матушка, в своей обычной манере, властно позвала на обед, и Пётр не стал задерживаться.

      В столовой тяжёлые медные шандалы, с новенькими свечами, ярко освещали богато накрытый стол. Кроме консервов – всевозможных солений, которых в любом доме было в избытке, на старинной фарфоровой посуде красовались страсбургские пироги, паштеты из гусиной печёнки. Венчали стол многочисленные сладкие наливки, до которых Елизавета Романовна была великой охотницей.

      Пётр не представлял, сколько у матушки осталось средств после смерти батюшки, но либо она не нуждалась, либо расщедрилась к их приезду. В последнее верилось мало, хотя… ради примирения с Павлом и знакомства с внуком она могла и расстараться. Ради Петра матушка такого приёма никогда не устраивала. Да ему это было и не нужно. Он с трудом заставлял себя навещать мать на годовщину смерти отца либо по делу и уезжал как можно скорее.

      – А ты что, Пётр, молчишь и не рассказываешь ничего про свою жизнь? – наговорившись с Павлом, принялась мать за него. – Собираешься жениться или, как старший брат, умереть холостым желаешь?

      – Не желаю, матушка, но пока не нашёл подходящей партии, – так же, как Павлу, ответил Пётр.

      – Смотри, сын, денег у нас нет. Вот… месяц во всём себе отказывала, чтобы вас достойно встретить. Наследства не будет и не рассчитывай. Делай карьеру, служи хорошенько государю. Глядишь, Николай Павлович учтёт твои заслуги да заслуги вашего отца. Может, и достигнешь генеральского мундира, как Павел.

      Она любовно поглядела на старшего сына, а Пётр вновь пожалел, что приехал, досадливо соображая, что после завтрашней панихиды придётся выдержать ещё один поминальный обед.

      В его комнатке на втором этаже, рядом с библиотекой, как будто ничего не изменилось – вольтеровский стул около бюро, где он высиживал часами за уроками, маленькое канапе в углу и железная кровать. Обстановка почти как у императора в Зимнем – усмехнулся про себя Ланской. В первое время он не переставал удивляться аскетизму государя, а теперь понял, что не обстановка делает дом счастливым. Если бы у него была такая жена, как государыня, ласковая и нежная, то есть ли разница, какая мебель стоит у тебя в кабинете?

      Почувствовав сильнейшее желание поскорее уехать в уже ставший родным Петербург, Ланской вздохнул и решил пораньше лечь спать. Усталость и длинная дорога брали своё, и стоило ему только прилечь на жёсткую кровать, как сон сморил его веки, и Пётр провалился во тьму.

      Панихиду матушка повелела служить не на кладбище, а прямо в усадьбе. К четырём часам в гостиной уже всё было готово – на большом столе лежали крест, Евангелие и потемневшая от времени икона Спасителя. Старенький священник, отец Иоанн, в потёртом облачении готовился к службе и едва слышно ворчал на нерадивого иподьякона, который переложил