Синдром изоляции. Роман-судьба. Анастасия Архипенкова

иней, на правой руке – серебро браслета с вечным соломоновым девизом. И это пройдет…

      Няня-англичанка, известный пианист с трех лет учил его музыке, пока родители-дипломаты обживались в Новой Зеландии. Нет, не для тебя придет весна, Галюня. Живет он в системе Альфа Центавра. Даже не думай…

      – Как з-здорово ты с-сказал.

      – Леди, это сказал некто лорд Байрон, – смеется Боб.

      В элитных студенческих кругах, куда тебя допустили по ошибке, за наглое вранье, выше всего ценится легкость бытия. Боб и компания изящно выпускают из сознания грубую прозу. Они и в самом деле не замечают разрухи, нищеты и стрельбы у Белого дома. Светские беседы порхают невесомой стрекозой. Здесь свободно переходят на основные европейские языки, читают Апдайка в оригинале и обсуждают стилистику Библии в прозе О’Коннор. Подначивают друг друга так тонко, так изысканно – тебе не угнаться. Они фланируют по улицам высокой литературы, пока ты рыщешь по закоулкам в поисках съестного.

      Какое счастье, что Олежке незнакомо слово «инверсия»!

      …Ты знакомишься с ним в электричке – фортель, который, как выяснилось, никто из вас прежде не выкидывал.

      «Это Стинг, Shape of My Heart. Тут у меня еще записаны «Квины», «Машина», «ДДТ»…

      Что ж вы такие тяжести… да еще и через мост?

      Стругацкие, «Мастер и Маргарита», Конецкий… Может, тачку поймаем?

      Шервуд Андерсон, он не космонавт? Даже не слышал…

      Инженер-механик. В Королеве на «Энергии». Да мы соседи! Аспирантура приказала долго жить.

      Давай в «Патио Пицце» на Кропоткинской? Вот и побываешь.

      Ты что, собиралась платить САМА?

      У тебя обалденный голос! Ты так здорово поешь!

      Максимальная тяга. Сверхвуковые струи. Расчетные газодинамические нагрузки. Должен был на Хруничева проходить, но практиковался на Туполева. Испытываем на стендах.

      Да они – нормальные люди, не бойся! Обычные мировые родители.

      Может, махнем на Селигер? Почему – невозможно?

      Ежики из паштета… А я думал – мыши, ха-ха. В жизни ничего вкуснее не ел.

      Очень приятно, Алевтина Михайловна. А я – Олег Барский.

      Досталось тебе, девонька, вижу…

      Как – прям вот так, с тобой? Думал, на раскладушке… А как я утром посмотрю твоей маме в глаза?

      …жить не могу! Какая ты горячая! Ходи сюда, овечка моя…»

      – Папа, я кажется замуж выхожу…

      – Подожди. Сначала я должен его как следует осмотреть.

* * *

      Иногда удается прочувствовать фразу «прожить один день – как тысячу лет». Кадр за кадром, насыщенный монтаж, ни одного случайного действия. В кино это называется бобслей: снимаются самые яркие фазы, за счет чего создается великая иллюзия. Зрителям кажется, что весь путь героя – такой же захватывающий.

      Вот прочирикали птицы: «Наконец-то! Наконец-то!» Свежим холодным воздухом проникает в висок свобода. А бледное небо, казавшееся в тот момент, разумеется, лазоревым,