Синдром изоляции. Роман-судьба. Анастасия Архипенкова

к земле. Корпулентная женщина в дорогих итальянских брюках тряслась в конвульсиях среди яблок с помидорами:

      – Горе-то какое-е-е, – выла Мариванна. – Ма-а-мочка-а! На кой ляд… Приперлась… – Она раскачивалась взад-вперед. – Жила же себе… как короле-е-ва… на метро-о-о… на маршру-у-тке!.. Гос-паа-диии!

      Затем она вспомнила о старшем сыне и схватила телефон, косясь на часы. Уроки закончились десять минут назад.

      Сын задал пару уточняющих вопросов, и уже через семь минут из-за елей и кленов показалась его вихрастая голова. Гнал на велике что есть мочи, милый мой…

      Если сломается мать, сломается весь мир, подумала Мариванна. И вновь приказала себе выжить.

      А туннель, как ни странно, никто не сносил. Стоял себе по-прежнему, в пятистах метрах от ее разбросанных сумок.

      <Блестяще! Смеюсь и плачу!

      <Я поняла! Поняла! Вот что нужно включать в школьную программу для старшеклассников. Вот это!

      <Все мы – мариванны…

      <Аффтар, пеши исчо.

      Глава 5. Кульбит

      – …Я согласна! – выпалил родной голос, и Олег Барский мгновенно проснулся. Он засмеялся, нажал отбой и вскочил с кровати. Такую новость нельзя переваривать лежа.

      Интересно, о чем это она, подумал, зевая. Мы ведь обо всем договорились. Дети спокойно доучиваются и летом… Все вместе… дай-то Бог!

      Он подошел к окну и посмотрел на миннесотское небо: черная бархатная бумага, на которую усердный второклашка наклеил слишком много блестящих звездочек. Одна из них неожиданно подмигнула Олегу. Да нет, просто показалось. Самолет, наверное…

      Я согласна. Хотелось бы знать, что за этим стоит.

      В то, что Юрьич дал добро, он ни капельки не верил.

      Что бы это ни значило, ты не пожалеешь, девонька.

      Олег еще раз взглянул на россыпь звезд, пытаясь разглядеть мигающие самолетные огни. Не веривший ни в какие счастливые знамения, он вдруг страстно захотел, чтобы ему подали сигнал оттуда.

      В конце концов, он честно впахивал и заслужил тот самый шанс, что выпадает каждому хотя бы раз в жизни.

* * *

      Звонок жены поднял его задолго до будильника. Что ж, не будем терять время, все равно не уснуть.

      Он послюнявил палец и, как заправская хозяйка, проверил утюг. Стрелка на брюках – безукоризненная прямая, какой должна была стать жизнь Олега Николаевича Барского, будущего, по задаткам, гения ракетостроения. Четкая, неискривленная судьба, построенная по добротным схемам СССР: в двадцать шесть – кандидатская, в сорок пять – докторская, черная «Волга», пятьсот рублей – оклад, плюс тринадцатая, плюс прогрессивка, плюс сороковник за рацпредложения (а уж они бы у него точно были). И если бы не уроды, похерившие советский космос, не начинал бы он сегодня с нуля в американском захолустье.

      Для домашней лапши потребуется хорошая курица и немного терпения. Чего-чего, а этой добродетели у Барского хватало с лихвой, на двоих с Галей. Терпения, как и точности, жене недоставало: так и не добился четкого ответа, как переводится фраза «муки – сколько возьмет»