Парижская трагедия. Роман-аллюзия. Танели Киело

на возражении матери, пошел в полицию. На нем был синий сюртук, весь расшитый красивым узором из серебряных нитей, белая атласная рубашка и черные брюки, заправленные в высокие солдатские сапоги из черной кожи, единственная вещь из стандартной формы полицейского. На серебряной бляшке ремня юноши была изображена водяная лилия, символ чистоты и безгрешности.

      – Надеюсь меня всем видно и слышно! Меня зовут Фэб Шатопер, и я сотрудник полиции!

      Недоверчивый шепот пролетел в толпе, но тут же стих и юноша продолжил:

      – Я знаю, что городская полиция не оправдала ваших ожиданий, но паника только ухудшает данное положение. Я человек слова и признаюсь честно – убийца жесток и очень хитер, но он остается человеком, а людям свойственно ошибаться и платок, о котором сообщил мой друг и напарник, месье Либертье, это его первая ошибка и, уверяю вас, последняя. Мы найдем его. Чего бы нам это не стоило. Перед лицом свободного французского народа, я обещаю, жертв больше не будет. Я не допущу. – Фэб сделал глубокую паузу. – Мы все не допустим. Запомните, тот ужас, который охватил наш город, только объединяет нас, а когда французский народ един, в чем мы не так давно убедились, его невозможно победить.

      Люди слушали полицейского как завороженные, и когда он закончил, по собору пронесся довольный гул.

      – Он прав! Мы едины! Нас не победить! – восклицали люди.

      – Но что будет, когда мы его схватим? Вы будите его судить? – вдруг раздался голос из толпы.

      – Его будут судить. Но не я. И не судья. Его будете судить Вы – народ. И это будет самый справедливый суд! – Шатопер говорил так уверенно, что ему невозможно было не поверить.

      – Гильотиной он не отделается! Зверю – звериную смерть! – донесся новый голос в толпе.

      – Да! Мы его сожжем живьем на костре! – люди начали заводиться

      – Лучше отправить его на дно Сены, чтобы он захлебнулся помоями! – вступил женский голос.

      – А может, его лучше псам скормим?

      – Не! Собаки не станут жрать такое дерьмо! Лучше свиньям!

      Фэб смотрел на людей и понял, что если сейчас это не прекратить, то люди сразу отсюда отправятся вершить самосуд на улицах Парижа, как вдруг всех прервали хлопки, раздавшиеся за спиной, собравшихся вокруг Шатопера, людей.

      Толпа обернулась на звук. На противоположной стороне, напротив Фэба через проход, на скамье стоял Гренгуар с издевательской улыбкой и хлопал в ладоши.

      – Браво! Какая воодушевляющая речь месье Шатопер. Вы действительно смельчак – брать на себя обещания, которые не в силах выполнить.

      Скулы Фэба напряглись, но он сохранил спокойствие. Но поэт видел его насквозь и, похоже, читал его мысли.

      – У вас ничего нет. Платок принадлежал рассеянному повесе, который его потерял, но зато вы едины. Вас много и каждый готов умереть за идею и за нее же убить. Вы не учитесь на своих ошибках. У вас есть сила, но вы не знаете, куда ее