Ольга. Алла Артемова

вырывались из его уст, лицо ее становилось холодным и чужим.

      – Маша, пойми, я не могу исполнить твою просьбу. Я слишком уважаю и ценю тебя, чтобы использовать, как гулящую девку, в постели, а затем бросить.

      – Что?! – Машу мгновенно бросило в жар. Ее веки испуганно заморгали, и она от стыда не знала, куда спрятать глаза. – Так, значит, ты считаешь, если я хочу принадлежать тебе, то я гулящая девка?

      – Да нет же, глупая. Я совсем не это имел в виду, – попытался возразить Григорий, но молодая женщина, уязвленная в самое сердце, резко отстранив Орлова от себя, поднялась.

      – Я – гулящая девка, гу-ля-щая… Боже мой, – шептала молодая женщина, пытаясь в темноте найти свое платье.

      – Что ты делаешь, остановись, – Григорий бросился к Маше.

      – Не трогай меня, не прикасайся, – Маша с трудом нашла платье, надела его и стала закручивать узлом на затылке распущенные волосы.

      Ей хотелось как можно быстрее убежать, чтобы поплакать в одиночестве не то от жалости к себе, не то от обиды.

      – Не уходи, Маша. На дворе уже ночь, куда ты пойдешь?

      Маша презрительно повела плечами.

      – Я не хочу тебя больше видеть. Прощай, – злобно бросила она в лицо Орлову.

      С секунду молодая женщина смотрела на него, приоткрыв рот, потом, не говоря ни слова, выбежала из комнаты.

      – Ма-ша… – крикнул ей вслед Григорий, но та даже не повернула головы.

      Чувства безумной боли и унижения разрывали ей сердце. Сколько прошло времени, где и на какой улице она находилась, Маша не знала. Ночные улицы Ленинграда были безлюдны, и какая-то зловещая тишина нависла над городом. Молодая женщина двигалась как по инерции, не понимая, зачем и куда идет. Неожиданно из-за поворота вынырнуло такси. Освещая фарами улицу, машина проехала мимо Маши и остановилась в двух шагах от нее.

      – Красавица, тебя подвезти? – спросил шофер, высовываясь из машины.

      Маша вздрогнула и поджала губы, болезненно скривившись при этом.

      – Нет, спасибо, – сделав над собой усилие, как можно спокойнее сказала Маша, однако таксист уловил в ее глазах неподдельный страх и отчаяние.

      – Кто тебя так обидел, девушка? – поинтересовался он и вышел из машины.

      – А вам какое дело? – вскинув головку, огрызнулась Маша и хотела тут же развернуться и уйти.

      Но что-то останавливало ее. Возможно, это был страх опять остаться одной на незнакомой улице, где каждую минуту ее подстерегала опасность, а возможно, именно живое участие, пусть даже незнакомого человека, было больше всего сейчас ей необходимо. Она опустила голову и тупо уставилась в землю, не в силах двинуться с места. Таксист вынул из кармана брюк пачку папирос и, закурив, прислонился к капоту машины.

      – У меня есть дочь, почти такого же возраста, как и ты, – произнес он и глубоко затянулся. – Бывало, что не спрошу у нее, так в ответ только и слышу: «А тебе какое дело?». И так мне было обидно и больно слышать слова, точно не отец я ей родной, а чужой человек. Я прожил