Как быть съеденной. Мария Адельманн

с такой силой, что проколола кожу на ладони.

      – Куда-нибудь уходишь? – спросила из воздуха Андреа.

      Моя рука дрожала на окровавленной дверной ручке. Я тряслась так, что зубы мои лязгали – я и не знала, что можно испытывать такой ужас.

      – Выпусти меня, – пискнула я.

      – Я не могу сделать этого, Тейлор.

      – Я не Тейлор.

      – А, это была его прошлая девушка, – отозвалась Андреа. – Ты виделась с ней? В подвале?

      – Я Бернис! – воскликнула я с такой убежденностью, с какой вряд ли когда-либо произносила свое имя.

      – Не нужно кричать, – сказала она.

      – Что ты за женщина? – выкрикнула я.

      – Я существую вне вашей человеческой концепции гендера.

      – Да пошла ты!

      – Не нужно ругаться, – укорила она меня.

      Даже до того, как я перепробовала все: свой телефон, свой компьютер, двери, окна, шифры из синей книжицы, крик во весь голос, попытки разбить окно синей статуей фламинго, – еще до всего этого я знала, что нахожусь в ловушке.

      Я легла на расшитый бусинами диван. Сердце колотилось о ребра, словно пойманный зверек.

      – Андреа? – прошептала я.

      – Да?

      – Ты можешь открыть двери?

      – Нет.

      – Я могу сказать какой-нибудь пароль, чтобы ты открыла двери?

      – Нет.

      – А окна?

      – Нет.

      – Тебе часто задавали такие вопросы?

      – Да.

      Включился девятнадцатифутовый телевизор, и на экране появилось синебородое лицо моего мужчины. На лице его виднелась полуулыбка – одной стороной рта, как будто он перенес инсульт. Эта усмешка на экране была вдвое больше моего роста. Он выглядел так, как будто мог проглотить меня целиком, но на это оставалось только надеяться: Эштон явно любил помучить свою жертву.

      – Нашла что-нибудь интересное? – Его голос из стереосистемы гулом раскатился вокруг меня.

      – Нет, – мой голос дрожал.

      – Я же просил тебя не ходить туда, – с укором произнес он.

      Неожиданно я увидела Эштона таким, как видела его моя сестра, – не героем и не самосозданным владыкой бизнес-империи, а неуклюжим и уродливым негодяем. Его борода была предназначена для того, чтобы прятать его мягкое, глупое лицо. Его высокомерный тон был попыткой придать возвышенность горькой истории невзрачного гика. Я вспомнила всех школьных стрелков, обиженных на своих соучеников и особенно соучениц, добровольных девственников-нацистов, пухлых и раздражительных диктаторов, бледных поганцев, одержимых властью, которые всегда были моими начальниками или моими любовниками.

      Это странно: узнать, что твой мужчина – маньяк, и не очень-то удивиться.

      – Конечно же я наблюдал за тобой все это время.

      – Конечно, – пискнула я.

      – Конечно же я у входной двери.

      Он вошел, держа перед собой свой телефон, так что теперь в комнате вместе со мной было два насмешливых синебородых лица – три, если считать то, которое отображалось на экране