Поэзия зла. Лайза Рени Джонс

я начинаю действовать: бросаюсь к двери, чтобы побыстрей отсюда убраться – и прямиком домой. Хоть бы отец не сосал нынче свое пиво. Как я его в эти минуты ненавижу! Сквозь скопище своих сверстников проталкиваюсь к выходу, игнорируя гневные надписи в вестибюле: «ХОДИТЬ, НЕ БЕГАТЬ!»

      Вырвавшись из школы, припускаю во всю прыть, поминутно оглядываясь. К тому моменту, как добегаю до большого дерева за детской площадкой, я уже задыхаюсь и хриплю. Здесь скидываю свой рюкзак с книгами и облегченно усаживаюсь под дерево. Ну что ж, получилось. Сегодня я не пелотка.

      – Ку-ку!

      Я растерянно моргаю: надо мной стоит Николас, а из-за дерева выходят еще пятеро. Перехватывает дыхание: Николас толкает меня ногой в грудь и выбивает из груди весь воздух. Я хриплю.

      – Генри сегодня чуть не обделался. Навалил в штаны, штаники полны…

      Пятеро его прилипал начинают нараспев: «Навалил в штаны-ы, штаники полны-ы…»

      – А ну почитай нам стишки, – кривится усмешкой Николас, вынимая какую-то книгу. – Я тут прихватил книженцию сестры Мэрион. – Он открывает хрестоматию и запихивает мне в руки: – На, читай.

      По щекам у меня струятся слезы (этого еще не хватало).

      – Я… я… не могу, – слезливо выговариваю я.

      – Можешь, можешь, – усмехается Николас и, отдернув меня от дерева, валит на спину. Затем садится мне на грудь, держит перед собой книгу и что-то там читает.

      – Теперь ты, – говорит он, притискивая ее к моему лицу.

      Я силюсь втянуть воздух, но его нет. Начинаю снизу давить на книгу и Николаса. Внезапно он исчезает. Я кое-как опираюсь на руки – и вижу, как Николаса лупасит тот новенький. Теперь на спине уже Николас, а новенький оседлал его и осыпает ударами. Смотреть на это я не могу и, вскочив, кидаюсь наутек.

* * *

      – Томас Уитакер! Кевин пришел! Пора в школу.

      На мамин крик я хватаю сумку с книгами и бегу вниз. Но у двери меня останавливает еще один ее окрик:

      – А ну-ка стой, спринтер!

      – Ну мама, – протестую я, нехотя оборачиваясь к ней.

      Она вытирает руки о фартук и наклоняется, указывая на свою щеку. Я ее целую, и она говорит:

      – Ну вот, совсем другое дело. Будь внимательным и молодцом.

      – Ладно, – мычу я, и она жестом открывает мне путь к свободе.

      Не давая ей удумать что-то еще, я бросаюсь к двери и выбегаю на крыльцо, где внизу у ступеней стоит Кевин, уминая пончик с глазурью. В стремлении оттяпать хоть половинку вкусняшки я коршуном ныряю к нему. Но он со смехом запихивает в рот последний кусочек.

      С напускной обидой я смотрю, как Кевин облизывает пальцы.

      – Папа завтрак сготовил, – поясняет он. – В смысле, сгонял за пончиками. Люблю, когда мама на работу спозаранку уезжает.

      – Козлина, – упрекаю я.

      – Да на, – он протягивает пакет с еще одним.

      – Значит, не козлина, – исправляюсь я, вскидывая сумку на плечо и принимая дар под отзвуки далеких сирен. – Спасибо.

      Мы неспешно идем; сирены между тем становятся громче.

      – Интересно, чего это там, – недоумевает Кевин,