Маврушины сказки: истории, вдохновленные жизнью. Мавридика де Монбазон

и зеленое – такие перья остались перья у той гордой птицы.

      Завидев хозяйку, петух, прочистив горло, пытался петь хриплым голосом, но замолкал на первых нотах.

      Пропустив в калитку хозяйку и козла, петух пикировал на спину псу, и так они шли во двор – последним заходил кот.

      У нее не было друзей, в гости к ней тоже никто не приходил.

      И вот раз в калитку застучали сильные детские кулаки.

      – Чего, – спросила она, выглядывая в щель для щеколды, – кого стучите, огольцы?

      – Бабушка, мы тимуровцы, пришли вам помогать.

      – Не надо мне, ступайте.

      – Бабушка, мы будем помогать вам совершенно бесплатно!

      – Уходите…

      Конечно, весь внешний вид и образ жизни старухи порождали разные слухи, мол, и ведьма, и колдунья, кто-то рассказал, что была она коммунисткой-подпольщицей, кто-то говорил, что была женой красного командира, за смерть которого она мстила белякам до самого конца гражданской – что только не говорили.

      Появилась она лет через десять после войны.

      Сколько ей было лет, никто не знает. Может, сорок, а может, семьдесят.

      Куталась в какие-то платки, даже летом, будто мерзла.

      Ей выделили этот дом, тогда еще крепкий. Говорят, что он купцу Ержанову принадлежал, а жила в нем прислуга, ну а после революции отошел дом народу, как и сама усадьба купца Ержанова.

      Там сначала клуб, библиотеку и контору сделали, потом школу, а уже в семидесятые годы предложили сделать музей.

      Хотели боевой славы, в этих местах шли ожесточенные бои между местными партизанами и белыми командирами, остатками армии Колчака.

      Но потом подумали и решили, что край не только боями славится, сделали просто музей, посвятив целый этаж боевой славе красных партизан.

      Старуха, работая на ферме, ночами взялась присматривать за музеем, домишко ее стоял в нескольких метрах от оного.

      Тихонько прибрала сама всю территорию, разбила клумбы, высадила красивые цветы.

      Директором музея стал бывший директор школы, Иван Павлович, он и устроил старуху смотрительницей, отвечать за сохранность экспонатов, чистоту музея.

      «Надо же, – удивлялся директор, – ведь безграмотная старуха, а знает, какую вещь и как хранить».

      Так и жили тихо-мирно, словно в омуте.

      Но вот начало такую большую страну потряхивать, начали слова какие-то странные доходить оттуда, с большой земли, как любили шутить местные.

      Перестройка, гласность, демократия…

      Начали появляться какие-то люди, молодые, борзые, сытые, холеные. Разговаривали тихо, медленно, уважительно, а глаза… злые глаза, холодные.

      Разбудили однажды близлежащие улицы выстрелы. Сухие громкие, потом крик, переходящий в визг.

      Пока мужики повскакивали, пока за ружья похвастались – половина охотники, а кто не охотник, так тоже обзавелся – времена странные настали.

      Прозвучали еще два выстрела.

      Прибежали к дому старухи, стоит, вся расхристанная, белая рубаха на тощей груди клоками висит, волосы седые по ветру, стоит и рычит, ружьишко