Мастерская чудес. Валери Тонг Куонг

я слушаю.

      – …

      – Ты что-то хотела сказать?

      – Нет, ничего.

      – До свидания, мама.

      Когда мне исполнилось восемнадцать, мы все вздохнули с облегчением. «Дочь стала взрослой, не нужно больше о ней заботиться, защищать ее», – думали они. «Я теперь большая и не должна отчитываться ни в чем и ни перед кем», – решила я. Мы расстались по обоюдному согласию. Я сообщила, что уезжаю далеко-далеко, буду жить в столице самостоятельно. Они охотно согласились.

      Медсестра поправила мне подушку.

      – Или друзьям сообщим, – продолжала она. – Есть же у вас друзья! Кому-то вы небезразличны, верно?

      И это вряд ли. Нет у меня друзей. Разве что старик Канарек. Уверена, он хорошо ко мне относится, хоть мы с ним за все время и парой фраз не обменялись. Однажды он поймал мой сочувственный взгляд, когда на него орал домовладелец: «Дождешься у меня, старый хрен, шут гороховый, тридцать три несчастья! Полицию вызову, упекут тебя, тогда пожалеешь!»

      С тех пор он подмигивал мне всякий раз, как я проходила мимо. Пытался угостить собственной выпечкой с неведомой начинкой, когда выносил на мостовую складной столик, покрытый красной морилкой, выставлял на него почерневший серебряный чайник и завтракал у всех на виду.

      – Попробуй, деточка, тебе понравится!

      Но едва ли он стал бы навещать меня в больнице. Да и жив ли он, кто знает?

      В Париже я мгновенно нашла и жилье, и работу. При условии, что я буду трудиться по четырнадцать часов ежедневно, пекарь предоставил мне крошечную комнатку. Я начинала уборку в булочной с шести утра и сидела за кассой до восьми вечера. Ведала всеми счетами, заказами, доставкой. Драила печи, полы, мыла стеклянные витрины. Иногда какой-нибудь постоянный покупатель, унося хрустящий горячий багет, жалел меня: «Вы, Милли, света белого не видите. Это не жизнь!»

      Я поспешно возражала: «Ну что вы! Вполне себе жизнь, моя жизнь. Я сама такую выбрала и ничуть не жалею». Так и проработала бы в булочной до старости, если бы мой хозяин, мужчина лет пятидесяти, много раз женатый и разведенный, не вздумал прибавить к моим обязанностям еще одну. Однажды утром он вошел в мою комнату – даже рук от муки не отряхнул, – схватил меня и швырнул на постель. Когда он поднялся, то увидел на простыне красное кровавое пятно, присыпанное белой мукой. Тут он испугался, смутился, принялся извиняться, канючить, чтобы я не жаловалась на него в полицию. Ныл, что он не знал и помыслить не мог, иначе бы никогда, ведь он неплохой человек… Затем сбегал вниз, принес круассан с пылу с жару и пачку денег.

      К круассану я не притронулась, а деньги сейчас же спрятала в сумочку: нужно на что-то жить, пока не найду другую работу и кров. Пекарь проводил меня до ближайшей аптеки, купил противозачаточные таблетки, одну я сразу же проглотила. На пороге аптеки мы с ним расстались навсегда.

      Горький опыт научил меня не связываться с частными нанимателями.