Фатум. Ксения Викторовна Незговорова

так уверенно, как несколько минут назад.

      – Всё это не имеет отношения к делу. Как вы могли заметить, свидетель испытывает личную неприязнь к моему подзащитному. Прошу принять это во внимание.

      Судья кивает, берёт молоточек и задумчиво вертит в руках.

      – Ваша честь, – прерывает его раздумья Елена Лобанова, – вопросов к свидетелю больше не имею.

      Абсолютно непроницаемое лицо. Сложно догадаться, о чём она думает. Возможно, жалеет о том, что однажды связала себя узами брака с эгоистом, который едва ли когда-нибудь сможет подарить избраннице столько же любви и нежности, сколько дарит самому себе.

      Вьюшин уходит – подавленный, сгорбленный, с выпотрошенной душой; прямо сейчас, в кромешной тьме его хрупкого мира, не остаётся ничего, кроме пустоты. Думаю, она поглотила даже ненависть. Но и подсудимый выглядит измученным, точно кто-то поджёг его сердце, и оно сгорело дотла, оставив после себя ничтожную горстку пепла. Кто эта Анна и почему воспоминание о ней приносит сильному, как скала, человеку столько боли? Делает его мягким, как расплавленный пластилин?

      – На самом деле, – вдруг начинает говорить он, – я очень виноват перед дочерью Алексея Михайловича.

      Адвокат замирает в недоумении; широко распахнутыми глазами он наблюдает за каждым отточенным жестом подзащитного. А тот наливает воду – мимо стакана, и все видят, как трясутся слабые руки с красной нитью на запястье.

      – Она очень плохо писала… А я не мог лгать ей. Бедная девочка! Она всем сердцем любила своего жестокого преподавателя, который стал для неё тираном.

      Зрители расчувствовались и снова приняли сторону подсудимого. Мы охотнее всего понимаем тех, кто совершает ошибки и сам же раскаивается в содеянном. И ты тотчас же успокаиваешься: значит, ничего страшного, все люди неидеальны, всё будет в порядке, надо только покаяться… Бог простит и в знак утешения похлопает тебя по спине.

      Если честно, мне всё ещё не по себе. Упоминание об Анне многое изменило, и я почти верю в виновность подсудимого, потому что Вьюшин не умеет врать. Возможно ли, что директор использовал бедную девушку, бросив к её ногам прекрасные, но ложные надежды, чтобы однажды растоптать и оставить след, который ничем невозможно стереть?

      – Приглашается свидетель Иванов Лаврентий Петрович, студент факультета поэзии.

      Это Лавр – самый добродушный человек во вселенной. Такой смешной и нелепый, как, впрочем, и всегда; но забавнее всего, что он вообще не осознаёт собственной нелепости, и от этого хочется смеяться ещё громче и сильнее. Встаёт у трибуны и поправляет галстук-бабочку. Всегда заботится о внешнем виде: строгий классический костюм, до блеска начищенные ботинки, слегка приподнятые на затылке светлые волосы. Когда замечаешь на себе его по-детски любопытный взгляд, чувствуешь, как невесомое тепло наполняет каждую клеточку похожего на шахматную доску тела. И сам на пару мгновений становишься таким же беспечным ребёнком, гоняющимся за солнечным диском, как за футбольным