Фатум. Ксения Викторовна Незговорова

Юрий Михайлович – возмущённый защитник директора «Фатума». Он так волнуется, как будто от решения судьи зависит его собственная судьба. В отличие от Безуглова, адвокат, вероятно, привык тщательно бриться каждый день. У него длинный нос с горбинкой, и в профиль он даже немного напоминает Ахматову. На лице застыла трагическая гримаса – воплощение безысходности и непреодолимой обречённости. Сведя густые чёрные брови домиком, мужчина будто бы просит понимания и снисхождения. Когда он напряжённо вслушивался в чеканные фразы горделивой дамы, на лбу появилась лёгкая паутинка морщинок. И если бы меня попросили создать портрет борца за справедливость, я могла бы писать с натуры. Адвокат Егоров прикрывает рот подушечками пальцев – на безымянном блестит обручальное кольцо. Этот блеск ослепляет прокурора, и несчастная женщина обиженно поджимает губы. Думаю, никто, кроме меня, не обратил внимания на эту мизансцену; просто я прекрасно знаю, что Егоров – бывший муж госпожи Лобановой. Несколько месяцев назад они развелись и вроде бы из-за супружеской неверности. Впрочем, я могу ошибаться, но на подобные вещи у меня тонкое чутьё: между прокурором и адвокатом летают искры непрощённой обиды и неистребимой ненависти.

      Рудольф Валерьевич не считает заданный вопрос бестактным и, конечно, постарается удовлетворить любопытство стороны обвинения. Оказавшись меж двух огней, он расплывается в обворожительной улыбке.

      – Я думаю, негативные отзывы – это тоже достаточно ценный опыт. Мы ведь далеко не идеальны и не можем всем нравиться. Так что я совершенно спокойно отношусь к подобным комментариям. Благо, похвалу в свой адрес я тоже слышу довольно часто.

      Адвокат одобрительно кивает, втайне восхищаясь находчивостью подсудимого, и наконец-то позволяет себе снова опуститься на стул.

      Прокурор Лобанова задумчиво качает головой.

      – Подсудимый, а расскажите, пожалуйста, в каких отношениях вы были с Алисой Лужицкой?

      Рудольф Безуглов тревожно поводит плечами, искоса взглядывает на собеседницу и закусывает губу. Впервые за всё это время он не может подавить волнение и почему-то прячет глаза, но голос звучит всё так же уверенно и беспристрастно.

      – Знаете… Мне немного тяжело об этом говорить. Я любил Алисочку. Она была такой талантливой, но почему-то всегда сомневалась в себе… Думаю, именно это её и погубило, – подсудимый выдерживает короткую паузу. – Я всегда пытался ей помочь, и, если честно, Алиса называла меня Богом.

      Прокурор Лобанова хмурится и продолжает чересчур строгим тоном:

      – Тогда почему бедная девочка плакала, когда вышла из вашего кабинета? О чём вы с ней говорили? Вы же знаете, что через пару часов после этого она покончила с собой?

      – Протестую! – вскрикивает раскрасневшийся адвокат Егоров. – Это моральное давление на моего подзащитного. Ещё ничего не доказано!

      Судья кивает, наливает воду в стакан, откашливается и, поворачиваясь к Елене Дмитриевне, просит не делать