Фатум. Ксения Викторовна Незговорова

занятия. По лицу текли прозрачные слёзы, когда девушка подняла руку и срывающимся голосом задала неожиданный вопрос:

      – Значит, графоманам, по вашему мнению, запрещено заниматься творчеством? – Алиса сломала кончик карандаша, которым всё это время обводила знак бесконечности на разлинованном листе.

      Именно тогда похожий на самурая человек в деловом чёрном пальто с клочками кошачьей шерсти на воротнике впервые заметил эту бесстрашную студентку. Он забрал длинные растрёпанные волосы в хвост, взял пластиковый стаканчик и сделал шумный глоток.

      – А почему бы и нет? – Рудольф Безуглов одарил студентов широкой улыбкой; указательный палец коснулся кончика длинного орлиного носа. Да, директор сразу напомнил Алисе большую хищную птицу – прекрасную, свободную и неисправимо жестокую. Ради поддержания баланса Бог создал существ, которым неведомо сочувствие. – Напомните… как вас зовут, уважаемая?

      – Алиса Лужицкая, – девушка выронила измученный карандаш, и он укатился под чужой стул. Рудольф неожиданно встал, выбросил пустой стаканчик из-под кофе в урну, подошёл к студентке и облокотился на её стол. Полминуты смотрел в широко распахнутые глаза девушки, которая почувствовала себя пленницей и была не в силах даже моргнуть, затем наклонился и с видом героя-благодетеля вернул ей карандаш.

      – Проблема графомана в том, что он с упрямством убийцы-маньяка охотится за несчастными жертвами и требует от них любви и признания, – улыбка окончательно исчезла с лица Безуглова. Он говорил холодным, жёстким тоном, а его узкие глаза казались теперь ещё меньше.

      – Как вы думаете, если маньяк запугал жертву, получит ли он желанную любовь? – скрестил руки и встал за кафедру. Рудольф повернулся к окну: солнце скрывалось за налитыми свинцом скорбными тучами. Алиса сглотнула, ощутив неприятную сухость во рту.

      – Разумеется, из любого правила есть свои исключения, – Рудольф вытянул сцепленные в замок пальцы, расслабил и опустил руки. – Например, стокгольмский синдром. Но, согласитесь, милая Алиса, это ведь болезнь, – он сел на стул, положив одну ногу на другую.

      – Я вас поняла, – тихо сказала девушка. – Вы считаете, что графоманам нужно сидеть и не высовываться, – нижняя губа Алисы заметно дрожала. Она прикрыла рот рукой.

      – Заметьте, я выразился более… метафорично, – деликатно напомнил директор.

      – Ваши метафоры не спасают, – отрезала студентка, и её глаза блеснули – казалось, они могут испепелить всю планету и не оставить ничего, кроме горстки праха.

      Рудольф Безуглов развёл руками: пора прекратить этот затянувшийся разговор и перейти к лекции о нарратологии.

      – Тогда скажу просто и понятно: пока графоман молчит – мир в безопасности.

      Алиса зажмурилась, пытаясь прогнать неприятное воспоминание; Тина читала, прикрыв глаза, совершенно другим голосом – неожиданно мягким, напевным. Кажется, будто ты плывёшь в лодке, слушаешь крики чаек и подчиняешься неторопливому ритму, а течение относит тебя на несколько эпох назад.

      Мы