Сверху. Иван Андреевич Банников

на уроках тебя хлебом не корми, дай только языком почесать, – усмехнулась она, глядя на него с заметной издёвкой. – А сейчас как будто язык откусил. Или как будто засунул его себе в жо…

      – Нельзя такое говорить! – он поспешно огляделся, чтобы убедиться, что их не услышал никто из учителей. Ещё не хватало, чтобы его потом распинали на пионерском собрании.

      – А ты всегда делаешь только то, что можно, да, послушный мальчик? – её едкий сарказм мог бы растворить кусок металла.

      – Мне к бабушке надо сейчас! – выпалил он, чтобы переменить тему.

      – В «Сиреневые дали»? – Нина с пониманием кивнула, попутно застёгивая молнию дождевика и накидывая капюшон на голову. – Внучачий долг, что ж, понимаю. Во сколько освободишься?

      – Бабушка хочет, чтобы я проводил с ней хотя бы час.

      Она посмотрела на наручные часы.

      – Так, ну давай, неси ей пирожочки, а к пяти часам тогда к нам и подходи. Жёлтый дом возле министерства. Позанимаемся с тобой… чем-нибудь интересным.

      Девочка лукаво улыбнулась, а потом и вовсе рассмеялась, когда новая порция краски бросилась ему в лицо.

      Он так и стоял и смотрел ей вслед как болван. И опять не пригласил!

      – Да твою ж дивизию! – воскликнул он отцовскую фразу, которую тот издавал, когда у него что-то не получалось.

      Миша выскочил под дождь в распахнутом дождевике и тут же об этом пожалел. Застёгивая на ходу молнию, он накрыл волосы капюшоном и просунул руку во вторую лямку рюкзака. Оставалось только радоваться, что тот был непромокаемым, и планшету ничего не грозило.

      Дорожки школьного сада покрывала вода, так что шагать приходилось аккуратно, чтобы не замочить ботинки. Школьный разнорабочий Фёдор как раз стоял на коленях возле открытого люка канализации и смачно ругался. Из люка, заполненного водой, торчал конец стального троса, которым Фёдор, видимо, пытался прочистить засор, не дающий воде уходить в систему слива.

      Миша вышел на проспект и замер в раздумьях. С одной стороны, следовало поберечь деньги, отпущенные на проезд, можно было бы дойти и пешком. Но с другой стороны, этак он до самого вечера провозится. А ему же ещё и к Нине идти!

      Оправдывая себя тем, что ливень слишком уж сильный, и ноги непременно промокнут по колено, Миша дошагал до остановки. Несколько девочек, ожидающих автобус, прыснули со смеху, и он против воли покраснел. Чувствуя, как горят от стыда щёки и уши, Миша надвинул капюшон на лицо и отвернулся.

      Пришлось ждать целых десять минут, и всё это время девочки хихикали и шутили на тему слабых мужчин, которые не могут дойти до дома пешком. Ему хотелось пояснить, что в его распоряжении очень мало времени, но Миша сдерживал себя. Пусть думают, что хотят. Наконец показался автобус, и Миша обрадовался, что мучения окончены.

      Но не тут-то было, ему пришлось ещё целых три квартала краснеть, стискивать зубы и выслушивать обидные истории про мальчишек, которые в какой-то момент дали слабину и повели себя не по-пионерски. Возможно, что-то было правдой,