Жена Синей Бороды. Ольга Володарская

Десять убитых, сотня раненых и покалеченных. Распоясавшиеся черносотенцы, намеревавшиеся продолжать побоище, на следующий день столкнулись с отрядом вооруженных рабочих. Завязалась очередная схватка. Теперь жертв было больше, солдаты применили не только дубины, но и винтовки. Город сходил с ума еще несколько дней, по истечении которых рабочие организовали дружины, которые круглосуточно патрулировали улицы, не допуская казачьего беспредела. Все более или менее нормализовалось со временем. Жизнь вошла в привычное русло, стычки если и были, то уже не носили такого массового характера.

      Арина вышла на балкон полюбоваться закатом над Волгой, а заодно подумать о жизни. Недавние события, свидетелем которых она стала, что-то изменили в ее душе. Она вдруг поняла, что мир, каким она его себе представляла – добрым, радужным, приятным, – существует только в ее воображении. На самом деле жизнь сложна, жестока и несправедлива. И она не может в ней ничего изменить!

      Солнце опустилось к самой воде, разукрасив ее во все оттенки красного. Купола Рождественской церкви стали оранжевыми, а стекла домов на дальнем берегу – алыми. Арина замерла, завороженная столь дивной картиной, и не услышала, как сзади к ней подошел отец и остановился у нее за спиной.

      – Красиво, правда? – знакомый голос вывел девушку из оцепенения. Она грустно улыбнулась и обернулась к отцу:

      – Не вяжется эта красота с тем, что происходит сейчас в городе.

      – Именно об этом я и хотел с тобой поговорить. – Лицо Алексея Ананьевича было серьезно и сосредоточенно. – Я слышал, ты бегала на площадь.

      – Да.

      – Зачем? Я же говорил тебе, что это опасно.

      – Я знаю, но палили так громко, я думала, что за воротами, вот и выбежала.

      – Деточка, никогда больше так не делай. Не женское это дело.

      – Но мадам там была…

      – Мадам за это поплатилась. Ее высылают из страны.

      – Но она только помогала раненым.

      – Она ударила полицейского, когда он хотел помешать ей вынести одного рабочего из этого пекла. Потом ее заметили перед зданием Народного дома, где митинговали марксисты.

      – Но она правильно сделала, что ударила, они звери, а не люди. Я видела, как они забивали безоружных дубинами.

      – Доченька, – отец мягко взял ее лицо в свои руки, – я так же, как ты, возмущен действиями властей. Я был против, уговаривал барона быть помягче, но меня никто не слушает. Они считают меня «мягкотелым либералом» и даже винят в том, что это я все допустил, хотя сами прекрасно понимают – просто у народа кончилось терпение.

      – Но ты же председатель городской Думы, неужели ты ничего не мог сделать?

      – Детка, мы занимаемся только хозяйственными делами. Мы бессильны.

      – И ты не можешь сделать так, чтобы мадам осталась?

      – Это тем более. Тебе придется с ней попрощаться. Завтра она уезжает.

      – Но я не хочу!

      – Ты уже большая. Мадам научила тебя всему, чему требовалось. Вы и так бы скоро расстались.

      – Но мы могли бы видеться, переписываться.

      – Понимаю,