Чекист. Польская линия. Евгений Шалашов

это, сразу медведь? – возмутился я, но руку разжал.

      Потье принялся махать ладонью, а Наташа опять зашипела:

      – Отелло череповецкий, я тебе вечером козью морду сделаю!

      Кажется, дочери графа Комаровского удалось удивить меня два раза подряд.

      – А козья морда, это откуда? От конюха нахваталась?

      – А козья морда, дорогой мой, от тебя, – сообщила Наташа, потом добавила: – Сам же то и дело кому-нибудь обещаешь ее сделать. А я из – за тебя недавно опростоволосилась – пообещала одному высокопоставленному товарищу «козью морду» сделать, если он не перестанет к моим сотрудницам приставать. Товарищ потом полчаса икал от возмущения.

      – Если Бухарину, то ему давно пора сделать, – хмыкнул я, поняв, что снова попав впросак из-за собственного языка. А ведь я-то считал, что это вполне старое и обиходное выражение.

      – Козия мордья? Что езть козия мордья? – заинтересовался француз, забывший об ушибленных пальцах.

      – Вот, объясняй теперь товарищу, что означает «козья морда», – лучезарно улыбнулась «старая большевичка».

      Но меня подобными оборотами смутить трудно.

      – Козья морда, товарищ Мишель, это игра слов. Труднопереводимый русский фольклор, – разъяснил я французскому товарищу. Подумав, пояснил: – Сделать кому-то козью морду – то же самое, что накрутить хвост или начистить рыло.

      На француза было жалко смотреть. Он шевелил губами, потом с трудом выдавил:

      – Начьистьить рильо?

      Наталья попыталась сделать грозный вид, но не выдержала, засмеялась. Махнув рукой, принялась разъяснять Мишелю сложные конструкции русского языка. И я, к собственной гордости, понял целых два слова по-французски – «фольклор» и «прононс». Похоже, дочери графа удалось объяснить, и она, смахнув с чела воображаемый пот, сказала:

      – Все, дорогие товарищи, оставляю вас. – Повернувшись ко мне, вздохнула: –Владимир, очень тебя прошу – говори, как можно проще и не используй своих любимых жаргонизмов.

      – Когда это я жаргонизмы использовал? – недоуменно поинтересовался я.

      – А «жесть» – не жаргонизм? А кто постоянно говорит – «крышу снесло», или – «трубы горят»? Или – «порвать, как Бобик грелку»? Англицизмы твои, ненужные – «хайпнуть», «фейки», кто употребляет? Я таких словечек, как у тебя, ни в тюрьме, ни в ссылке не слышала. Теперь-то привыкла, но поначалу, хоть словарь нового арго составляй. Понимаю, в Архангельске много словесной шелухи осталось после интервенции, но постарайся за языком следить.

      Я слегка смутился. Ну, что тут поделаешь, если сленг двадцать первого века из меня так и прет?

      – Постараюсь, – вздохнул я, а потом хмыкнул: – Зато я нецензурных слов не использую.

      – А, – махнула рукой Наталья. – Мату товарища Мишеля и без тебя обучили.

      – Руський матьюг – тре бьен! – вступил в наш диалог француз. – Все виражаеться пиросто и содьержательно!

      – Ладно, как ты любишь говорить – ну вас на фиг, а я пошла.

      Наташа убежала по своим коминтерновским делам, оставив нас