Мятеж. Ханна Мэтьюсон

пока тот разглагольствовал, но сегодня вечером у нее это не получилось. Его присутствие все еще было слишком раздражающим. Вчера она думала о своем брате только как об отголоске прошлого своей семьи. И вот теперь он здесь, прямо за обеденным столом верховного чародея.

      – А твоя политическая программа? – спросила Алана. – Она, должно быть, необычайно убедительна. Я не помню, чтобы вписанный кандидат когда-либо побеждал на президентских выборах, не так ли, отец?

      Джупитус ничего не ответил.

      – Политическая программа, – повторил Олливан, задумчиво жуя. Он потянул за рваный шрам, который, как бритва, пересекал одну его щеку от глазницы до челюсти. Он получил его в драке, той самой, которая, как говорят, сделала его убийцей. Когда Кассия покидала Странствующее Место прошлой ночью, то слышала, как Кива Медиова со смешком сказала, что это придает ему опасный вид.

      – О, ты знаешь, все как обычно. Побольше вечеринок и до краев заполненный бар. Возможности познакомиться с важными людьми. То, что действительно важно для членов Общества молодых одаренных чародеев.

      Кассия слишком сильно стукнула своим бокалом с вином, и все повернулись, чтобы посмотреть на нее. Гейл потянулся за графином, стоявшим между ними.

      – Позволь мне, – сказал он, наполняя ее бокал.

      – Не пей слишком много, Кассия, – рассеянно сказала Алана, поворачиваясь обратно к Олливану: – И управляющие твоей кампанией сделали все это так, чтобы об этом не узнало все Общество? Как? Почему?

      – Разве это не очевидно? – сказал Джупитус, и в его голосе послышалось рычание. – Чтобы у нас не было шанса остановить его.

      Алана, казалось, взяла себя в руки и, сжав губы, кивнула. Тем не менее она не сводила глаз со своего сына.

      Сама того не желая, Кассия заговорила.

      – Ты счастлива, что он дома, – ошеломленно сказала она.

      Она перевела взгляд с матери на Олливана и обратно.

      – А ты нет?

      Олливан попытался сердито посмотреть на нее, но Кассия наблюдала за своей матерью, которая бросила на нее быстрый взгляд и вернулась к еде.

      Кассия была свидетельницей того года, что предшествовал изгнанию Олливана, и видела, через что он заставил пройти их мать. Крики в четыре утра, когда он приходил домой с разбитыми губами и расширенными зрачками. Обвинения от друзей и коллег – людей, которые понадобятся, чтобы поддержать ее притязания на должность верховного чародея, – что ее сын вломился в их дом или испортил вечеринку.

      Теперь он хитростью избежал наказания, которое вполне и по-настоящему заслужил – на которое согласилась их мать, – и Алана была не только впечатлена, но и рада этому. Они могли ссориться, он мог причинить ей боль, пристыдить, угрожать наследию их семьи, убить кого-то – и все же не существовало ничего, что заставило бы потерять ее любовь. И возможно, именно такой и должна быть материнская любовь, но Кассия этого не понимала.

      – Кассия, никто из нас не хотел, чтобы Олливана отправили в Иной мир.

      – Ты хотела сказать «изгнали», – огрызнулась Кассия. – Его