Растяпа. Ум, честь и совесть. Анатолий Агарков

Но я упорно сторонился, пожимал плечами – не понимаю, мол.

      Пал Иваныч нашел мне применение в борьбе отделов.

      Еще в редакции, развенчав Нину Михайловну с шахматной короной, попал в поле зрения Проскурякова – перворазрядника и организатора шахматных соревнований на уровне райкома профсоюзов работников сельского хозяйства, в который помимо нашего входили Еткульский и Пластовский районы. Был приглашен и выступил неплохо.

      И вот Проскуряков является в райком:

      – Вот ты где осел, а я тебя ищу. В воскресенье едем в Пласт. Ты с нами?

      Пал Иваныч заинтересовался. Взял на заметку.

      В понедельник вопрошает:

      – Как съездил?

      – Личное второе, командное – третье.

      – Из трех районов – третье? Молодца!

      На аппаратном совещании объявил:

      – Идеологический отдел в лице инструктора Агаркова бросает перчатку вызова всем любителям шахмат. Одновременная игра на десяти досках.

      Первый хмыкнул. Это уже кое-что.

      После работы в орготделе сдвинули столы. Нашлись всего лишь три доски. Первыми засели Фетисов, Чудаков, Мозжерин. Я ходил перед столами. Пытался приучить партнеров к очередности, но бесполезно: то торопятся, то не дождешься. Потом просто смотрел, кто сделает ход, и отвечал. Играли мы на вылет – попробовали все.

      Недели через две Пашков спросил:

      – Ну, как дела с турниром?

      И Пал Иваныч, ликуя:

      – Нет даже ничьих.

      – Придется заступиться.

      После аппаратного Кожевников мне кулак под нос:

      – Попробуй только выиграть.

      Но Александр Максимыч время не нашел со мной сразиться.

      Бывали у завов и перемирия.

      Как-то Пал Иваныч позвонил:

      – У тебя дома все нормально? Мы можем подъехать, посидеть?

      – Подъезжайте.

      Родителей предупредил:

      – Сейчас приедет цвет райкома.

      Подъехал наш «УАЗик». Заваливают Пал Иваныч, Чудаков, Фетисов и Мозжерин. Все пьяны, и водку привезли. Мама им накрыла в горнице. По тому, как они дружески говорили и часто-часто обнимались, я понял – пришел мир в Белый Дом. Надолго ли? Где, как и о чем они договорились, пока оставалось тайной для меня. Но видно было, как они все рады этому и не спешат расстаться. Трогательная гармония – слов нет.

      Отец, углядев у Чудакова красный нос, гундосие и чих, пригласил на кухню. У бати свое средство и прибор для соответствующих процедур – что-то вроде пульверизатора, к нему насос машинный и настой чеснока на водке. Как дунул Игорь Филиппычу в ноздрю – у того глаза на лоб. Потом в другую. Три минуты не прошло, нос заведующего общим отделом истек зелеными соплями. Из голоса ушел прононс французский. Ожил Филиппыч, полез целоваться.

      Наутро, рассказывал отец, приехал с коньяком.

      Потом была характеристика. Та самая – партийно-производственная, но на коммуниста Кожевникова П. И. Написанная Деминой для утверждения на бюро. Бюро еще не скоро, а распечатка уж гуляла по кабинетам и рукам с подачи Чудакова.

      Я