Йага. Даха Тараторина

иная девка кинулась бы прятать свою наготу. Йага же гордо вскинула подбородок. А Рьян стоял перед нею, стиснув челюсти так сильно, что скулы проступили, и не думал уходить!

      – Убирайся, пока жив.

      – Нет, – спокойно отозвался проклятый.

      – Мы не станем тебе помогать. Ни я. Ни матушка. Ни наш лес. Убирайся.

      Он поднял на неё глаза. Голубые, светлые – такие не встречаются в срединных землях! И пошёл вперёд.

      – Убирайся!

      По велению ведьмы, на него кинулись нечистики, но северянин раскидал их, как собак бездомных.

      – Пошёл прочь!

      А он не отступал. Вот уже совсем близко. Что сделает с нагой беззащитной девкой?

      Вот только Йага беззащитной не была. Весь лес за неё!

      Туман удавкой захлестнул молодца, тени налетели голодной стаей. А он шёл, как супротив бури, шёл и не останавливался!

      Вороны норовили выклевать бесстыжие глаза, водяницы высунули из болота прозрачные руки, вцепились в сапоги.

      Рьян упал… оттолкнул жадные длани мертвянок, пошёл дальше.

      Молвил бы хоть слово! Молвил бы… Кабы знал, какое!

      Старый жрец шёл так к помосту. Не глядя по сторонам, едва передвигая ноги. Шёл к цели, не сворачивая. Йаге помстился нож в кулаке проклятого. Схватит одной рукою за волосы, а второй, с ножом…

      – Ни один человек больше не ступит в мой лес! – закричала она. – Ни один!

      – Пусть так, – с трудом вытолкнул из горла он. – Пусть не ступит. Но я и не человек вроде.

      Ведьма взмахнула руками, к которым приросла тень крыльев, страшный ветер свалил Рьяна, обернул на спину. Утопницы вцепились в рыжие вихры, потянули в трясину. Болото ожило, чавкнуло, норовя заглотить добычу. Чёрное, голодное! Как проклятье…

      Не вырваться человеку из ловушки. Человеку не вырваться, а тому, кто нынче зверь боле, чем человек, можно. Рьян зажмурился, впервые призывая проклятье добровольно, и то с готовностью наделило мышцы силой, рвануло молодца вверх, повело к ведьме.

      – Йага!

      – Уйди! Уйди пожалуйста!

      Ох и страшно ей было! Никогда ведовица не хлебала большой ложкой такой ужас! Только там, на площади, возле жреца.

      Лес не мог справиться с непокорным северянином!

      Рьян стиснул её плечи. Больно, синяки останутся. И рявкнул:

      – Прости! Прости меня, слышишь?! Прости, ведьма!

      А что ещё сказать, когда в разуме царствует зверь? Он прижал её к себе, тесно-тесно! Горячее тело, нагое, гибкое, желанное!

      Собрал в пригоршню её волосы, заставил запрокинуть голову и впился губами в губы.

      Горько! Жарко! В голове дурно и ноги словно бы опору теряют.

      Йага ударила его, пнула, пихнула… А он только сильнее прижимает!

      Оторвался на мгновение. Не разжимая рук, не выпуская волос, до боли оттягивая пряди назад… Хотел молвить что-то. Открыл рот вдохнул и не выдержал – снова прильнул к горячим губам.

      Затрещала рубаха под вцепившимися в неё девичьими пальцами, застонал Рьян.