Ветер и крылья. Перекрестки. Галина Дмитриевна Гончарова

проблемы, решения…

      – Горе, – тихо отозвалась Мия. – Мой брат… я не знаю, погиб он или нет. Он пропал без вести, в море… тела не нашли, но и выжить, говорят, он не мог. Никак не мог…

      Падре взял ледяную руку, сжал…

      – Молитесь, дана. Молитесь за него как за живого.

      – Вы думаете, падре?

      Мия и сама говорила себе, что не верит, что он жив, жив, ЖИВ!!! Но когда рядом с тобой это кто-то произносит, становится легче.

      – Надежда остается всегда. Даже там, где нет ни тьмы, ни света, есть надежда.

      По бледным щекам Мии побежали слезы. Впервые.

      Не крик, не вой, не стон… она впервые смогла заплакать.

      – Я иногда думаю, что это мое наказание, падре. Я была плохой… я и осталась плохой. Я нарушаю заповеди и буду нарушать их впредь. И Энцо умер.

      Падре только вздохнул.

      Вот вроде и умные люди… а все равно – такие дети!

      – И что вы делать собираетесь, дана?

      Мия независимо дернула плечом.

      – Я не знаю.

      Пальцы у падре Норберто были теплые. А у нее – ледяные. И она постепенно отогревалась рядом с ним. Только вот боль не уходила. Сидела под сердцем тупым гвоздем, свербела…

      – Вы теперь грешить не будете? – ласково уточнил падре.

      – Буду. – Мия даже не сомневалась в своем ответе. Дядя не поймет, реши она страдать и плакать. Тем более отказываться от заказа. Какое-то время ей отдохнуть дали, но девушка даже не сомневалась – недолгое. На земле живем, не на небе.

      Да ей и самой деньги нужны были.

      Ремонт домика на Приречной-поперечной проделал в ее финансах определенные… дыры. Это ж и рабочие, и материалы, и все проплатить надо, а тридцать процентов еще и на воровство скинуть. Может, и чуточку поменьше, но все равно – своруют! Хоть ты с топором над ними стой! Хоть как!

      – Вот видите. Вы всерьез считаете, что за ваши грехи вас Бог наказал, отняв вашего брата?

      Мия хлюпнула носом.

      Как-то это неправильно звучало…

      – Вот-вот, дана. Наказывали бы вас, коли уж грехи – ваши.

      – Мне ведь и больно?

      – А когда б вы заболели, или скрючило бы вас, или искалечило… Бог ведь всемогущ, нашлась бы и на вас подходящая болезнь, – предположил падре.

      – Ну… не знаю.

      – Все мы думаем, что мы-то и есть самый центр мира, дана. И без нас ничего не будет, ни солнца, ни звезд…

      – Может, и будут, – буркнула Мия. – Я их уже не увижу.

      – Будут, дана. Вы мне поверьте, ваши грехи – они ваши и есть. Никто их у вас не отберет. И на другого человека не навесит, чай, не ручная кладь, чтобы с одного осла на другого переваливать.

      Мия представила себя и Энцо в виде двух осликов и улыбнулась. Пока еще краешками губ.

      – А…

      – А ваш брат – другой человек, и дорога у него своя, и грехи свои, и дела тоже свои. Если послано ему испытание, так оно ему и послано. Не обольщайтесь, ваше у вас еще впереди.

      – А почему мне больно уже сейчас? Если испытание впереди?

      – Потому что вы – живая, дана.

      Мия невольно фыркнула.

      – Была б я мертвая,