Из жизни у моря. Лев Аскеров

когда, придя в себя, он сказал:

      – Зачем?.. Мне было там хорошо…

      МИСТИФИКАТОРЫ

      – Пётр Иванович, – явно чем-то раздосадованный, говорил Киров, – донимает меня наш друг – подавай ему Персию, и всё тут. Он же – из другого мира, где не знают, что есть такие штучки, как политика, формальности… Жизнь для него – Божья песня. А это по твоей части. У меня своих забот хватает…

      – Если позволите, Сергей Миронович, – по-заговорщецки, вполголоса сказал Чагин, – я организую ему персидскую сказку. Тут же кругом Персия!

      И Чагин в подробностях изложил, как он намерен это сделать.

      – Ну, и когда вы собираетесь отправиться туда? – спросил он

      – Можно даже сегодня в полночь. От клуба моряков. Там сейчас в честь него банкет.

      – Поедете на моей машине, – распорядился Киров. – Так мне будет спокойней. Шофёра о маршруте проинструктирую сам.

      Много времени ушло на разговоры и уточнения деталей в Театре русской драмы. Многое зависело от мастерства актеров, которым идея понравилась, и они тут же выдавали импровизации и сыпали экспромты. Развернувшееся действо так увлекло Чагина, что он едва поспел к концу банкета, где в здании бывшего дворянского собрания чествовали поэта…

      – Петя, ждём только тебя! – завидев вошедшего друга, вскричал на весь зал Есенин.

      Он был в изрядном подпитии.

      – Вставай, Сережа, – зашептал он ему на ухо. – Едем в Персию. Прямо сейчас. Нелегально.

      Выезжали из города через ущелье Волчьих Ворот. Здорово трясло. Прильнув к холодному стеклу, Есенин во все глаза смотрел в темноту.

      – Камни… Камни… Да сухие дерева, – с тоскою в голосе сказал он и уснул.

      В пятом часу утра, после долгих изнурительных кругов по окраинам города, когда машина выехала на более или мене накатанную дорогу, ведущую в Мардакяны, их остановили «пограничники». После долгих препирательств с Чагиным к рыжеусому майору, пошатываясь, вывалился Есенин.

      – В кои времена, служивый, русский поэт собрался в Персию, а ты не пускаешь.

      Рыжеусый козырнул и, обернувшись к солдатам скомандовал:

      – Открыть шлагбаум! Это – Сергей Есенин!

      – Петька! – по-детски радостно голосил он. – И здесь, на краю света, меня, рязанского парня, знают. А тебя, редактора «Бакинского рабочего», – знать не хотят.

      В «Хорасане» Сергей чуть было не полез в драку с «чайханщиком», который не допускал свою «сестру» Лалу к их столу и на своём непонятом для Есенина языке, ругал её. Сценка была сыграна так мастерски, что он, обернувшись к Чагину, крикнул: «Петя, у персюков всё не по нашенски, не по русски!»…

      Вышла и накладка. Сломалась машина. Пришлось на два дня задержались в апшеронском глухом селе Шаганы. Туда приехали поздно ночью. На веранде дома, закутанная в цветастый платок-келагай, стояла изображавшая сельчанку актриса по имени Сона… Ночь была дивной. И село, облитое золотом луны, казалось сказочным. И сказочно красивой была Сона.

      – Как зовут эту красоту? – выдохнул Сережа.

      – Шаганы, – ответила девушка,