Проклятые короли: Железный король. Узница Шато-Гайара. Яд и корона. Морис Дрюон

как и сам король…»

      Но ведь и Великий магистр семь лет назад мог ничего не бояться, и не было во всей Франции человека, обладавшего большим могуществом.

      Добряк Юг де Бувилль, королевский камергер с пегими волосами, неслышно творил про себя молитвы.

      Ветер резко переменил направление, и дым, с каждой минутой становясь все гуще, поднялся столбом, окутал тамплиеров, скрыл их от глаз толпы. Слышно было только, как надсадно кашляли и судорожно икали два старика, привязанные к позорному столбу.

      Вдруг Людовик Наваррский, потирая покрасневшие веки, разразился идиотским смехом.

      Его брат Карл, младший сын Филиппа Красивого, стоял, отвернувшись от костра. Зрелище казни, очевидно, доставляло ему страдание. Карлу исполнилось двадцать лет; это был стройный блондин с нежным румянцем на щеках – все, кто помнил короля в годы его юности, утверждали, что сын похож на Филиппа как две капли воды, однако облику Карла недоставало отцовской мужественности, спокойной властности – словом, он казался слабой копией великого оригинала. Сходство, бесспорно, было, не было лишь отцовской твердости.

      – Я заметил в окнах Нельской башни свет, – вполголоса обратился Карл к Людовику.

      – Должно быть, стражники тоже хотят посмотреть на казнь.

      – Я охотно поменялся бы с ними местами, – пробормотал Карл.

      – Как так? Разве тебе не весело смотреть, как на костре поджаривают крестного отца Изабеллы?

      – Ах, я и забыл, что Моле крестил нашу сестру, – все так же вполголоса ответил Карл.

      – По-моему, зрелище презабавное, – отозвался Людовик Наваррский.

      – Людовик, замолчите, – приказал король, которого отвлекало шушуканье сыновей.

      Желая отделаться от чувства мучительной неловкости, молодой принц Карл постарался направить свои мысли по более приятному руслу. И он стал думать о своей жене Бланке, о чудесной улыбке своей Бланки, о прелестях Бланки, о ее руках, которые легко лягут на его плечи и прогонят прочь, заставят позабыть это страшное зрелище. Как она любит его, сколько счастья излучает вокруг. Вот если бы только их двое детей не умерли совсем маленькими… Ничего, у них еще будут дети, и тогда уже ничто не омрачит их жизнь… Очарование и душевный, ничем не нарушаемый покой… Бланка сказала ему, что нынче вечером пойдет посидеть с Маргаритой. Сейчас она, должно быть, уже вернулась домой. Не забыла ли она захватить меховую накидку, взяла ли с собой достаточно стражников?

      Рев толпы прервал ход его мыслей, и Карл вздрогнул всем телом. Костер наконец разгорелся. По приказу Алена де Парея лучники потушили факелы, бросив их в мокрую траву, и теперь только пламя костра рассеивало мрак.

      Первым огонь достиг приора Нормандии. Когда языки пламени лизнули его ноги, он каким-то отчаянным движением подался назад, широко открыл рот, надеясь вобрать побольше воздуха, такого желанного сейчас воздуха. Несмотря на веревки, которые удерживали его у столба, он перегнулся чуть ли не вдвое; от этого движения