Во сне и наяву. Татьяна Бочарова

удивилась я.

      – Светка приносит, – спокойно пояснил Влад. – У нее бабка в поселке неподалеку живет. Та будто бы навещать ее ходит, а сама водится со всякой шушерой. Ты права, Светка – злая. Но Маринку она любит как сестру, все для нее сделает. Анфиса ругается, отнимает таблетки, а они ее за это ненавидят.

      …Я слушала Влада и постепенно прозревала. Вот, значит, почему Светка так относится к воспитательнице – та не дает ей пичкать Маринку наркотиками. Страшный человек Светка, и Анфиса это прекрасно знает. Оттого и нахмурилась, узнав, что я попала к ней в палату, обещала перевести оттуда при первой возможности…

      – Эй, о чем задумалась? – Влад потеребил меня за плечо.

      Я с трудом очнулась от своих мыслей.

      – Да так, ни о чем.

      Он улыбнулся.

      – Чудная ты. Тебе есть надо побольше, поправляться.

      – Анфиса Петровна тоже так сказала.

      Влад кивнул одобрительно.

      – Анфиса – тетка ничего, с понятием. Она таких, как ты, любит.

      Я вспомнила сцену в кладовке и спросила:

      – Ты не знаешь, кто такая Валюшка?

      – Дочка ее. Она умерла, от рака, кажется.

      Сердце у меня больно кольнуло.

      – Когда?

      – Давно. Анфиса еще в интернате не работала. Похоронила и пришла. Теперь вот с чужими нянчится. А тебе откуда известно про Валюшку-то? – Влад посмотрел на меня с удивлением.

      – Анфиса сказала, будто я похожа на нее.

      Он задумчиво качнул головой:

      – Может быть. Она врать не будет.

8

      Так началась моя новая жизнь. Я привыкла к ней на удивление быстро. Мне изготовили корсет. Носить его поначалу было тяжело, но потом я освоилась и даже время от времени переставала замечать на себе гипсовые латы. Марина Ивановна показала мне специальные упражнения, которые я должна была выполнять ежедневно, каждое утро, под присмотром Жанны или Анфисы Петровны.

      Еще я ходила на массаж и ела поливитамины веселого ярко-оранжевого цвета в виде фигурок зверей.

      В интернате мне нравилось день ото дня все больше. Я очень подружилась с Жанной, мы подолгу болтали с ней после завтрака, пока группы еще не выходили на прогулку. В какой-то мере молоденькая сестра-хозяйка заменила мне Макаровну – она так же, как и старуха, не делала скидок на мой возраст, общаясь на равных.

      С Анфисой было несколько сложнее. Я отчего-то стеснялась ее, чувствовала себя скованно, несмотря на то что воспитательница неизменно говорила со мной ласковым и мягким голосом, поминутно интересовалась, как я себя чувствую, следила, чтобы в столовой я обязательно доедала до конца свою порцию, а то и подкладывала добавку.

      Что-то стояло между нами – наверное, это была несчастная умершая Валюшка, которую я напоминала Анфисе Петровне и на которую отчаянно не хотела быть похожей.

      В тайном непринятии воспитательницы я невольно объединилась с соседками по палате. Те упорно и молчаливо бойкотировали Анфису: не отвечали на ее обращения, не выполняли указаний, после отбоя, который был в половине десятого, продолжали болтать почти в полный голос, а иногда и ходить.

      Это