Во сне и наяву. Татьяна Бочарова

партию Влад у меня все равно выиграл, как и пять последующих. На шестой у нас вышла ничья, а седьмую он продул.

      Лицо у него вытянулось, кончик носа забавно сморщился. Влад стал похож на сердитого взъерошенного воробья.

      – Вот это да! – Он смотрел на меня одновременно с насмешкой и уважением. – А говорила «не умеет»!

      – Я правда не умела, – пролепетала я. – Сейчас только научилась.

      – Так я тебе и поверил, – Влад весело хмыкнул и начал заново расставлять шашки. – Еще хочешь?

      – Хочу!

      Я выиграла еще три партии.

      – Все, хватит, – Влад шутливо поднял руки, – сдаюсь. В следующий раз буду учить тебя в шахматы. Думаю, получится. – Он собрал фигурки в коробку и закрыл крышку. Помолчал немного, потом спросил другим, серьезным тоном: – Как тебе у нас, нравится?

      Этот вопрос мне сегодня уже задавали, и я отвечала на него утвердительно. Но сейчас вдруг вспомнила злую и ехидную физиономию Светки, пустые русалочьи глаза Маринки, их слова про Анфису Петровну, и мне стало до жути тоскливо и одиноко. На глаза сами собой навернулись слезы.

      Все-таки, несмотря ни на что, я была домашним ребенком, и казенная атмосфера действовала на меня угнетающе.

      – Чего ты? – обеспокоенно произнес Влад. – Может, болит что?

      Я отчаянно замотала головой.

      – По родителям скучаешь, – догадался он. – Так ты не реви, в воскресенье родительский день, они приедут, навестят тебя.

      – А можно? – поинтересовалась я сквозь слезы, имея в виду вовсе не мать, а Макаровну.

      – Конечно, – Влад пожал плечами. – Тут ко многим приезжают. Марина Ивановна отпускает хоть на целый день.

      – И к тебе приедут?

      Он коротко вздохнул и покачал головой:

      – Ко мне – нет.

      – Почему? – с ходу ляпнула я и тут же пожалела о своих словах.

      Лицо Влада стало неподвижным, будто каменным, глаза сузились, подбородок напрягся.

      – Некому приезжать, – произнес он коротко и жестко. – Мама и папа погибли.

      Я смотрела на него во все глаза, ошеломленная услышанным. Надо было, наверное, что-то сказать, но я не знала, что, и потому трусливо молчала. Тогда Влад заговорил сам, тихо, спокойно, практически без эмоций:

      – Это было два года назад. Мы с дачи возвращались. Наша «Волга» столкнулась с «КамАЗом». Там водитель выпивший был, уснул за рулем. Родителей сразу убило, на месте. А меня на асфальт выбросило. Руки, ноги целы остались, а вот позвоночник… – Он задумчиво потрогал выглядывающий из-под воротника корсет. – …короче, перелом верхнего отдела. Полгода ходить не мог, потом потихоньку начал, сначала с палочкой, после так.

      Я вспомнила, как резво он бежал за Светкой по «ручейковому» «коридору», и не поверила собственным ушам. Мне показалось странным, что Влад рассказывает обо всем с таким удивительным спокойствием. Мелькнула мысль: может, его родители были не такими уж хорошими, вроде моей матери.

      И тут мой взгляд случайно упал на его руки: они сжимали коробку с шашками, давили на нее с такой силой, словно хотели проломить насквозь