Сыновний бунт. Анна Романова

как он нарек свое прежнее место работы.

      Я благодарно выдохнула.

      Но через три месяца, ночью раздался звонок. В трубке я услышала его страшный голос: «Арифовна, ты? Маша сейчас умерла. Что делать?»

      Через сутки я была возле него, махнув 900 километров по заледеневшей трассе.

      Он спал на кроватке своего сына, свесившись на половину. Я тронула его плечо. Он вздрогнул как-то по-детски.

      – Маша…Сердце видимо. Ты как думаешь, кардиомиопатия?

      – Я приехала к тебе, давай будем хоронить Машу. Где она?

      – У нас, в морге. Ее уже вскрыли. Что делать, Арифовна?

      Я не знала, что ответить, и сейчас не знаю.

      Были похороны, земля полузастывшая, и он в тонких туфлях с отошедшей подошвой, промокший от липкого снега. Не было молитвы, не было надежды.

      Я очень хотела, чтобы в эту минуту Тот, от Кого он так защищался, против Кого бунтовал, пришел. Я очень хотела, чтобы Он его обнял и простил. По-отечески, по-божески, по-людски. Я в это верила и верю до сих пор.

      Но я знаю и помню, что стало с его жизнью: кладбище, ледяной дождь и красный гроб и в нем мертвая жена. Ни облегчения, ни выхода, одна лишь непробиваемая стена молчания.

      Я до сих пор не ведаю, о чем сейчас думает тот сын. Знаю, что ему было очень тяжело и одиноко, но после судьба даровала ему встречу с прекрасной женщиной, и его дети получили всю материнскую любовь. Он успокоился и стал проживать жизнь так же усердно трудясь, не поднимая головы.

      Но недавно как дежавю случилась еще одна история сыновнего бунта.

      Сын второй

      Сын мой! ты всегда со мною, и всё моё твоё

      Евангелие от Луки 15:31

      Прошло несколько лет после первой истории, и мои воспоминания о первом бунтаре стали потихоньку блекнуть.

      Случившееся тогда я приняла как жестокий урок Отца. Сказал – отрезал. Нет почитания ко Мне, не будет и Моей милости. Так оно и в жизни, когда дети становятся другими, не такими, как их родители. Инаковость дитяти в жизни проживается в молчании и отчуждении с обеих сторон. Где-то в глубине души родители и дети продолжают любить друг друга, но не признаются в этом.

      Бывает везение, когда обе стороны решаются на прощение ещё при жизни. Иногда это случается в хосписе, хоть ненадолго, но они снова становятся семьей.

      А как с Богом? Приходит ли отбившийся от рук сын на покаяние, за той любовью, которую он отрезал, посчитав себя выше Отца. И если Бог прощает, то какие слова говорит Он? Как проявляется эта любовь?

      Новое повествование, но уже с другим дитя.

      Второй сын, достигший такого же возраста, как и первый, решил, что с него хватит подчинения.

      Я не знаю, сколько до этого раздумий, гневных слов, хлопаний дверьми было, и сколько времени потребовалось ему от первой мысли и до принятия решения уйти от Бога.

      Он не был прихожанином церкви, не отдавал десятину, не подавал милостыни, не соблюдал посты и не читал молитв. На него никто насильно не накладывал обеты, и его не отлучали от церкви. Он просто жил обычной