Куда кого посеяла жизнь. Том VI. Романы. Василий Гурковский

актив Мони, как взнос в городской воровской «общак».

      Моня жевал бутерброд с замечательной одесской колбасой, запивая его коньяком, и так хорошо ему было с самого утра, может быть, и день сегодня выдастся удачным. Он налил в чашку кофе, подумал и решил добавить «до пары» еще рюмочку коньяка. Наполнив рюмку, потянулся к чашке с кофе и в это время, – в кабинете потух свет. Кабинет был в дальнем углу мастерской, дневной свет из окон туда проникал слабо. Моня, чертыхаясь, поднялся –пощелкал выключателем в кабинете, потом- в мастерской. Там свет горел, -значит у него, в кабинете, лампочка перегорела. Принес новую лампочку, посмотрел на абажур- высоко, даже со стремянки – не достанешь. Поставил на стол табурет из мастерской, встал на стул, поднялся на стол и влез на табурет. Выкрутил старую лампочку, положил её в карман рабочего халата, поставил на место новую и слез с табурета. В это время –из кармана халата – выпадает сгоревшая лампочка, Моня непроизвольно пытается её подхватить, резко нагибается и…падает со стола на пол. Но не просто падает. Полой халата, он цепляется за письменный прибор, стоящий с передней стороны стола, и, падая, – тоже сбрасывает его на пол. Повезло ему, что они с тем прибором, упали с разных сторон стола, если бы прибор упал на него, даже страшно подумать, что бы с ним (Моней) было.

      Прибор был отлит из какого-то, на вид пористого черно-серого металла. Большое, сантиметров в тридцать в длину и высотой в мужскую ладонь, основание, сверху – по краям- два небольших гнезда под чернильницы, ближе к середине- два невысоких прямоугольных пенала, для ручек и карандашей, а между ними, – тоже отлитый в металле, крестьянский домик, покрытый снопами, посредине крыши– дымоходная труба, из которой, ехидно улыбаясь, вылезает черт, держа в руках курительную трубку. Вся эта устрашающе-уродливая конструкция, сплошь черная, с отдельными серыми пятнами, у всех, кто на неё смотрел, ничего, кроме отвращения не вызывала. Но она стояла на этом столе, с тех пор, как Моня себя помнил, и, наверное, даже в те времена, когда за этим столом работал еще его дед, то есть -от царских, до нынешних «перестроечных» времен. Этот, страшный на вид, старинный письменный прибор, был довольно тяжелым, поэтому и сохранился до сих пор, пережив и царизм, и революции, и интервентов – оккупантов, и даже всех жуликов и погромщиков. Благодаря всем своим отрицательным внешним качествам, при той же внешней ничтожной ценности, он за многие годы, так и не был никем ни уворован, ни забран или реквизирован, даже властью, а просто вызывающе стоял на этом столе, наверное, ждал своего часа.

      И вот тот час настал….Моня больно ударился об тоже упавший табурет, до крови разбил себе колено, но, когда он увидел то, что увидел, то сразу -забыл про боль в ноге. С торцевой стороны стола, лежал развалившийся на три части, письменный прибор, домик был фактически не разрушен, только дымовая труба, вместе с чертом, отломилась и отлетела в сторону. Моня подошел ближе развернул разбитые куски и понял, что основной корпус прибора был полым,