Пока зацветали яблони. Лариса Филиппова

эти пули? Но мальчику, руководившему стрельбами, она каждый раз, как правило, надменно повернув голову в его сторону, снисходительно говорила, что стрелять не научил её именно он и, продолжая дальше, объясняла, что, в отличие от него, знает Уголовный кодекс и Уголовно-процессуальный, впрочем, тоже. После этого Лариска демонстративно, иногда называя своё звание, которое к тому времени на несколько ступеней превышало звание гуру огнестрельных баталий, покидала тир со своей законной «двойкой», стуча каблуками по металлическим узеньким ступенькам ведущей на свободу лестницы. Мальчик, конечно, пытался что-то возразить, но она поднималась быстро, не обращала на него никакого внимания, автоматически забывая о его существовании в тире, да, собственно, на планете тоже, а заодно прикидывала, кто бы мог поскоренькому подбросить её назад к незабвенному письменному столу, родному компу и чашке кофе. То есть в мыслях она была уже бесконечно далеко от нелюбимых ею мишеней и характерного запаха тира с плотным резиновым чёрного цвета покрытием, в связи с чем, ворошиловского стрелка не слушала, то есть абсолютно.

      Но это было уже в Управлении, которое она так не любила с начала службы, а ведь на это были свои, крайне веские причины, но вынуждена была попроситься на работу именно туда у своего бывшего начальника в райотделе, как раз вовремя занявшего там весомый пост. Тогда многие из отдела туда перешли, но не расследовать, а давать методические указания. Это ведь проще. Как любил говорить тот самый начальник: «А тот, кто не умеет расследовать сам, учит это делать других». Но в то время он утрировал, а потом, собственно от истины это далеко не уходило. На работу она вышла, когда Машке не было и года. Нужно было выживать, а с дежурствами в райотделе она, да и кто другой, не потянули бы. В те времена в Управлении тётеньки не дежурили. Так получилось, ну и, как выяснилось потом, хорошо, что именно так. Всё бывает так, как и должно быть, в основном, конечно. Таких дел, которые расследовала в Управлении, в райотделе она бы не увидела. Бесспорно, мечты и выводы странные и всё же.

      В райотделе на стрельбы она не ездила вообще, просила стрельнуть за неё на «троечку» кого-нибудь из участковых или оперов, заявляя: «Либо дела в суд, либо стрельбы!» Ей разрешали. Ну а за «четвёрку», а не дай Бог, «пятёрку», могли послать и на соревнования! Поэтому процесс выстрелов Лариска на расстоянии старалась контролировать. В Управлении ездить на стрельбы и палить, в её случае, куда Бог пошлёт, заставляли, соскочить удавалось не всегда, поэтому хотя бы через раз ездить туда приходилось. Вот только зачем? Патроны переводить, да и всё. Но, как говорится, отчётность есть у всех. Как всегда – никто ни в чём не виноват…

      Дождь усиливался и продолжал хлестать по окну. Струи текли потоками по стёклам, которые она так добросовестно помыла осенью, угробив на это целый день, поскольку резьба на винтах, которыми закручивались двойные рамы, совсем стёрлась, отчего они остались, так сказать, лысыми. Но окна быстро испачкались