Дорога к дому. Игорь Рыжков

белоснежный город, утопающий в зелени. Мне показалось, что я слышу шум, который заполняет его улицы. Слышу крики глашатаев на высоких башнях. Бряцание оружия и скрип повозок.

      Кто-то говорил, что мираж (мираж – та же галлюцинация) от галлюцинации отличить просто – нужно нажать на глазное яблоко, для того чтобы сместился оптический фокус восприятия. Если изображение двоится, то сомнений в его реальности быть не должно. Если нет, то все что ты видишь – плод твоего воображения. Я остановился, посмотрел прямо на струящееся, колыхающееся изображение города, висящего в небе, и с силой надавил на левый глаз. Скалы помутнели, раскололись на два неясных контура, прихватив с собой и веселую картинку в небе. Значит, мираж настоящий. А что мне с того? Можно предположить, что в расслоенном разницей температур воздухе образовался зеркальный слой, в котором отражается реальное поселение. Так бывает, когда едешь в авто по раскаленному асфальту. Лужи в жаркий день – тоже мираж. Но даже если он существует на самом деле, то до него мне все равно не добраться. Он может быть в сотнях километров отсюда. Я двигаюсь сейчас со скоростью раненой улитки.

      Я остановился. Вытащил из-за пояса флягу и трясущимися от изнеможения пальцами вытащил пробку. Воду придется выпить всю. Иначе я просто упаду в обморок и до следующего дня просто недоживу. Вода скользнула в пищевод, омыла сухой как наждак язык, немного утолив боль, вернула каплю бодрости и сил. Я встряхнулся и зашагал дальше. Слишком горячий воздух приходилось цедить сквозь зубы, для того чтобы не пропустить его в легкие слишком быстро, иначе он обжигал гортань, и я заходился тяжелым кашлем, который отнимал последнюю влагу.

      Полтора часа бодрого пешего марша на подпитке из двух глотков пропахшей кожей воды я все-таки выдержал. Дальше дела пошли хуже. Движения стали замедленными, словно во сне. Сердце бухало в висках, выбивая в глазах красные бисеринки – признак малокровия. Да и откуда ей быть в избытке, если я давно уже ощущал себя лежалым черносливом, потерявшим от своего былого великолепия добрую половину массы.

      Какой же все-таки гад всунул меня в этот мир? Неужели нельзя было придумать речушку, скажем, вон там на осыпи? Лужу, на худой конец! Ах, у вас здесь суглинков нет, почвы водопроницаемы! А мне что прикажете делать? Подыхать?

      Я двигался, похожий на зомби, в полшаге от выбитой в каменной брусчатке колеи, матерился тихо, изощренно, отчаянно и тешил себя надеждой, что прольется дождь, что я найду ручей, колодец, что вдруг из-за поворота наконец выкатит какая-нибудь колымага, и возница не даст мне подохнуть на этой дороге.

      # # #

      – Как мне это надоело! – Гремлин повернулся в седле, пошарил под попоной и вытащил из-под нее плоскую стеклянную бутыль темного стекла. Опрокинул ее донышком вверх над губами, вытянутыми в трубочку. На язык упала тяжела жгучая капля. Одна. Вторая. Грем тряхнул бутылку раз, другой– тщетно.

      – Дьявол! – Ругнулся Грем и сразмаху швырнул бутылку о скалы.

      Она брызнула блестками в стороны, лишь горлышко, крутанувшись,