Дорога к дому. Игорь Рыжков

разглядеть в его глубине. Ни-че-го. Только бесконечно нежное голубое свечение, затухающее где-то на глубине полутора сотен метров.

      «А если просто прыгнуть?»– Мысль показалась совершенно глупой. Разбиться насмерть и заново начинать Перевоплощения только ради того, чтобы проверить, есть ли у этого колодца дно? Колодцев без дна не бывает, и я, бесспорно, превращусь в равномерно перемешанный коктейль из костей и мышц, как только его достигну.

      Я снова свесил голову вниз и гулко рыкнул. Эхо свалилось в глубину и осталось там, не вернув назад ни шороха.

      – Да что б тебя! – Рявкнул я, и, к собственному изумлению, бросился всем телом на мертвенно мерцающую кальциевую пленку. Она приняла удар, побежала сеткой трещин и рассыпалась в белое крошево, лишив меня опоры. Стыдно пискнув, я полетел вниз. Внутренности подперло к горлу, и они все норовили вытолкнуть наружу то, чем я позавтракал утром, но я стоически этому противился. Отчаянно и совершенно безрезультатно я размахивал лапами в надежде уцепиться за гладкие, как стекло, стенки колодца. Пытался даже, растопырив все лапы, зафиксироваться, но колодец оказался всего на несколько сантиметров шире, и эти попытки оказались тщетны. Наконец, когда, как мне показалось, что уже прошли все реальные сроки, отмеряющие глубину любых возможных сооружений, в живот ударила со всего размаху практически невидимая водная гладь.

      Вы когда-нибудь пробовали прыгать хотя бы с семиметровой вышки для прыжков в воду? Нет? И не советую. От искр, которые летят из глаз, можно прикуривать, а я, похоже, свалился с высоты,на порядок превышающей самую высокую вышку для прыжков.

      Всепожирающее бледно-желтое пламя, в красных прожилках, медленно, словно в кино, затопило сознание, ввинтилось в мозг острой нестерпимой болью, расползлось в стороны, рассыпалось на алые сгустки и потекло кругами, неторопливо сворачиваясь в спираль, делясь, расслаиваясь, натыкаясь друг на друга, раздуваясь от середины и, в конце концов, обозначая уже привычное – огромных размеров сферу. Лютая стужа серебра и синих красок. Ледяные иглы, преломляющие случайные блики света. Тихий шорох осыпающихся снежинок.

      Саурон! Чтоб ему было пусто! Я его узнал. Он не мог быть Безымянным Зеркалом. Я бывал в нем сотни раз. Я жил в нем. Я принимал на нем личины. Вустер либо не понял моего вопроса, либо решил избавиться от меня более гуманным способом. Но Бог ему судья. Сейчас я смотрел на Саурон. Он плыл вокруг, не замечая меня – песчинку, снесенную ветром со скального уступа, неотъемлемую часть этих миров, и столь же незначительную.

      Аристотель врал! Двигая камни, может быть, и можно перемещать звезды, но он не сказал главного – звездам наплевать, что кто-то пытается это сделать! Они звезды!

      Я таращился на Саурон и люто его ненавидел. За его безразличие, за его степенность и неторопливость. Он машина. Виртуальный механизм, который призван лишь исполнять желания тех, кто его создал. Нельзя проникаться неуважением и ненавистью к творениям человеческих рук.

      А