Позывной «Грэй». Helga Duran

у своей соседки, где душ.

      – Я пойду с тобой, Анна! – сказала девушка, поднимаясь с кровати. – Тут мужики сплошь озабоченные! Лучше не ходи одна, даже в туалет!

      Мы с девушкой договорились разговаривать на кижанском, чтобы она поупражнялась в языке. Я поблагодарила Берту за заботу, и мы вместе с ней вышли из комнаты. Оказалось, что наш закуток никак не запирался снаружи, только изнутри.

      Я волновалась за свой кошелек, мобильник и дорогостоящее оборудование. Если у меня украдут хотя бы одну из двух видеокамер, я уже буду чувствовать себя неполноценным корреспондентом.

      На свой страх и риск, я быстро сполоснулась в общем душе, куда меня привела соседка. Сама она курила в открытую форточку, стоя на стрёме.

      – Разве здесь не запрещено курить? – с укором спросила я ее, наспех натягивая на себя белье. Мне не хотелось провоняться сигаретным дымом, ведь я только что помылась.

      – Тут такой бардак, Анна, что никто и не обратит внимания, – покачала головой девушка.

      Она выбросила окурок прямо в форточку, и подождала, пока я полностью оденусь.

      Мы вернулись в нашу комнату, и я первым делом убедилась, что все мои вещи на месте. Берта снова завалилась на кровать и взяла в руки свой телефон.

      – Как тут вообще? – спросила я ее, расчесывая свои длинные рыжие волосы.

      – Как в жопе, – грубо ответила девушка, не отрывая взгляд от экрана. – Бардак, хаос, одним словом – война.

      – Как тут относятся к берлессам? Это правда, что могут побить за то, что разговариваешь на берлесском языке?

      Меня волновал этот вопрос. Сейчас моя фамилия. Дюпон. Ее дали мне Андре и Сюзанна, но по настоящим родителям я была Журавлевой. Мой папа был берлессом, а мама кижанкой. Лично я отрицала свои берлесские корни совсем, считая себя истинной кижанкой! Я вообще не хотела иметь с берлессами ничего общего, но моя фамилия, которая могла каким-то образом всплыть в прессе, говорила сама за себя. Я стеснялась своей прежней фамилии! Для меня это было чем-то ужасным!

      Берта посмотрела на меня, как на дурочку, а потом вздохнула и снова уставилась в телефон.

      – Побить – это мягко сказано. Тут и убить могут!

      – Просто за то, что ты берлесс? – ужаснулась я.

      – Да. Тут вообще все друг друга поубивать готовы! Все друг друга ненавидят! Тут как будто бы и людей нет, понимаешь?

      Я кивнула Берте, которая снова удостоила меня взглядом, но нет, не понимала. Это же открытая травля людей другой национальности? Разве нет? Национализм чистой воды! Моя стеснительность от фамилии сменилась нарастающей тревогой.

      Причин не доверять Берте у меня не было, но и слепо верить в ее слова я не собиралась. А быть может, мне просто не хотелось принимать на веру то, что она только что мне сказала? Не удивительно, что к берлессам относятся плохо, ведь они наши враги. Но как быть с теми, чья родина Кижи, как у меня, например? Решив пока не расстраиваться и не накручивать себя на этой почве, а сначала лично убедиться в том, что Берта слишком уж сильно преувеличивает, я позвонила маме, чтобы сообщить, что я в норме.

      Мама