Солнечное затмение. Дмитрий Мельников

не было. У нас же на улице вообще неважно, русский ты или татарин, главное – кто ты по жизни: пацан или не пацан.

      – То есть?

      – Это просто: если ты мотаешься в толпе, в группировке, если ты «при делах», так сказать, то ты – пацан. Если дома сидишь, то – чёрт, чушпан, много ещё всяких определений этого статуса может быть.

      – Ты мотался?

      – Так чтобы серьёзно – нет. Какое-то время был где-то рядом с такой толпой, даже хотел туда попасть – потом сам ужасался своему желанию, в небольших переделках бывал, дрался, получал тоже сильно, в милицию залетал, но на сборы не ходил, с цепями и ножами стенка на стенку не махался.

      – А для чего это вообще? Что это даёт? – видимо, заинтересовался Саня.

      – Как что? Чувство принадлежности к толпе, некой силе, тому чувству, что ты не один. А то, бывает, пойдёшь в другую часть города просто по делам, а тебя там пацаны в широких штанах встречают: «Э, с какого комплекса?».

      – Что за комплекс?

      – Ну, микрорайон по-другому, этакий прямоугольник в несколько дворов, окружённых по периметру дорогами. Как Манхэттен в Нью-Йорке, видел? (Он утвердительно кивнул и усмехнулся). Вот у нас так весь город. Прилегающие друг к другу комплексы, как правило, не враждуют между собою, а вот дальше… Дальше начинается. Могут избить и отнять деньги, даже если сам не отдаёшь, уже с лежачего могут снять какие-нибудь понравившиеся вещи, хорошую олимпийку, например, перчатки, обувь. А однажды у нас вообще был случай, когда в соседнем со мной доме пацана, который как раз-таки мотался, в его собственном подъезде какие-то залётные с другого комплекса пацаны избили до полусмерти, голову пробили, куртку кожаную сняли. По нашему комплексу сразу, конечно, сбор объявили, при этом уже было неважно, мотаешься, не мотаешься – надо было идти, искать, потому что такое с каждым может произойти, набрали человек пятьдесят, я тоже был, ходили, вычисляли, но так никого и не нашли. Может, потом нашли, но я не слышал этого.

      – Ну а как вот обычные люди живут? Не все же такие?

      – Естественно, не все. Да как? Дома сидят. Я тоже после девятого класса из школы ушёл и поступил в СПТУ, и учёба меня увлекла настолько, что я практически всё время после занятий проводил дома, учился, даже почти не гулял, сразу оказавшись в числе неправильных пацанов. И ничего, знаешь, очень даже хорошо было.

      Саша ничего не говорит, как будто ждёт продолжения.

      – Всё это ещё с детства начинается, ну или с отрочества, – продолжил я. – Помню, когда мне было десять лет, однажды мы как обычно играли во дворе в футбол и к пацану, который жил в соседнем с моим подъезде, а ему было уже четырнадцать лет, подошли старшаки лет примерно восемнадцати и позвали его. Позвали его так тихо, но настойчиво, и он как будто знал, что за ним придут. Мы почему-то прекратили игру и наблюдали за тем, как старшаки дали ему голубя, обычного живого голубя, и он ничего не сказал, а просто пошёл с ним в сторону подъезда, в котором был открытым вход в подвал нашего дома. Пацаны постарше на нашей площадке зашептались, что Эдик пошёл убивать этого голубя. Мне стало страшно, маленький был, и я не мог понять, почему и за что он просто взял