Из судового журнала. Александр Иличевский

когда заказываешь второй «Гиннес».

      Я не пишу «Покидая пристань Тарусы», не пишу о тех благословенных годах, когда прикармливал язей на горох, когда посвящал себя лугам и лесу, пропадая в них по целым дням, встречаясь только с кабанами и лосями. Столько молчания природы я встретил, руины покинутых век назад деревень. А чего стоила одна только Дряща, приток Оки, пробивший устье в косогорах, на вершинах которых кружится голова, поскольку кажется, что земля закругляется прямо под подошвой, сколь интересно было спуститься на известковое ее ложе, в дебри замшелых склонов, с отпечатками папоротника и хвоща на плоских, вылизанных половодьем камнях, стучащих порой под шагами, подобно кастаньетам.

      Я не пишу «Праздник Каталонии» – повесть о том, как однажды путешествовал по побережью Средиземного моря, перемещаясь из одного рыбацкого городка в другой, располагаясь с ночевкой на катамаране, утром рассекающем волны из Реуса в Камбрил.

      Я не пишу о том, как сходил с ума в Барселоне, как наворачивал круги по городу, как видел, что Провидение способно растереть в пальцах тебя, твой разум, твой мир, растереть, как прах.

      И конечно, не пишу повесть «Надя», хотя хотелось бы написать «Три Елены».

      Я не пишу «Сионизм и пророки» Денниса Дугласа и не пишу пьесу под названием «Непривитые».

      Мне не в чем исповедоваться, а даже если и есть в чем, то зачем сотрясать воздух.

      Мне не в чем виниться, кроме как в недостаточном усердии, с каким я мог бы чаще вглядываться в закат, каждый вечер провожать день в пасть дракона, полного звезд и камней, под названием Иудейская пустыня.

      Нет, я не пишу свою исповедь, более удивленную, чем у Августина.

      Я не пишу свою исповедь, более отчаянную, чем у Мелвилла.

      Я думаю, лирическая поэзия, эпическая поэзия – они сходятся устами.

      Эти уста пьют вино и воду, рождают потоки ветра, слагают бури и ураганы, а также шепот, самый важный шепот, от которого родятся города и цивилизации.

      Я не пишу книгу о том, как выжить на Ближнем Востоке.

      Я не пишу отчеты о снах, это было бы чудовищно скучно.

      Я не пишу исторические романы, потому что они ловушки.

      Я не пишу эссе, никаких интервью, никаких советов, никаких, никаких мыслей, никаких конституций, никаких благодарностей или извинений, никаких книжных обзоров или отзывов, никаких отчетов о прочитанном, своих действиях и идеях.

      Я не пишу историю времени, ни прошедшего, ни будущего, и даже историю этих призраков, которые со мной весь день и всю ночь, стоит только мне проснуться, как я застаю их за завтраком, и мне приходится спешить на прогулку, благо в Иудейских горах тропинки извилисты и много пещер, есть где спрятаться.

      Но я не пишу.

      Разговор

      Я говорю сам с собой, то есть с призраками времени. Они подвижны – подлетают, улетают, и мне кажется, что это как-то сглаживает боль и тревогу.

      Мне снова и снова приходится начинать свою мысль. Кто-то из духов возникает