Грешные намерения. Элизабет Хойт

работать в школе, но все равно нужно приготовить ужин и уложить детей перед встречей с лордом Кэром.

      В дверной нише, мимо которой она проходила, шевельнулась огромная тень, и у Темперанс замерло сердце.

      Она услышала звучный голос лорда Кэра.

      – Добрый вечер, миссис Дьюз.

      Она остановилась, с возмущением подбоченясь.

      – Что это вы здесь делаете?

      Она увидела, как под треуголкой удивленно поднялись его брови.

      – Жду вас.

      – Вы следите за мной!

      Он, нисколько не смущенный ее обвинением, кивнул:

      – Так и есть, миссис Дьюз.

      Она раздраженно вздохнула и пошла дальше.

      – Вам, должно быть, страшно надоело играть в такую детскую игру.

      Он усмехнулся, и ей показалось, будто его плащ прикоснулся к ее юбкам.

      – Вы и понятия не имеете.

      Неожиданно она вспомнила его поцелуй, уверенный, горячий и совсем не нежный. Вспомнила, как забилось сердце, как кожа стала влажной от пота. Он представлял собой угрозу, угрозу всем ее эмоциям, которые она так напряженно сдерживала. Она резко ответила:

      – Я не развлечение для скучающего аристократа.

      – А разве я это говорил? – спокойно спросил он. – К кому вы приходили в этот дом?

      – К Полли.

      Он стоял позади нее так тихо, что можно было подумать, что он превратился в призрак.

      Темперанс вздохнула. Любой другой джентльмен – особенно аристократ – отвернулся бы от нее при таких язвительных словах и в праведном мужском гневе оставил бы ее. Какую бы игру ни вел лорд Кэр, он был терпелив.

      И кроме всего прочего, приют нуждался в попечителе.

      – Полли – это наша кормилица, – уже спокойнее объяснила Темперанс. – Вы помните, той ночью, когда мы встретились, я принесла в приют еще одного ребенка. Я поместила младенца, очень слабую девочку, у Полли, чтобы она выкормила ее. Малышку зовут Мэри Хоуп.

      – Кажется, вы… – Он умолк, словно раздумывая над тоном ее голоса. – Огорчены.

      – Мэри Хоуп не сосет, – сказала Темперанс.

      – Значит, этот ребенок умрет, – отчужденно сказал Кэр.

      Она остановилась и резко повернулась к нему.

      – Да! Да, Мэри Хоуп умрет. Почему вы так равнодушны?

      – А почему вы так неравнодушны? – Он остановился, как обычно слишком близко от нее, и ветер развевал его плащ, который, как живой, обхватывал ее юбки. – Почему вы так переживаете из-за ребенка, которого едва знаете? Вы ведь знали, что ребенок болен, возможно, уже умирает, когда несли его в приют?

      – Потому что это моя работа, – яростно заявила она. – Это причина, по которой я просыпаюсь, причина, по которой я ем и сплю, эта причина – забота о детях. И содержание приюта.

      – И это все? Вы не любите самого ребенка?

      – Нет, конечно, нет. – Она повернулась и пошла дальше. – Я… я, конечно, беспокоюсь о каждом ребенке, но позволить себе любить умирающего ребенка было бы верхом глупости. Не думайте, что я этого не понимаю, милорд.

      – Какая