Личная слабость полковника Лунина. Виктория Волкова

обученного человека. Такие даже если падают, успевают сгруппироваться.

      – Клиент готов, Надежда Владимировна! – радостно возвещает запыхавшийся Дудков. Надо же, и отчество мое вспомнил!

      «Оно же в деле записано!» – легонько бьет по темечку здравый смысл.

      Подойдя к кровати, снова осматриваю больного.

      – Кто же тебя приложил, родненький? – шепчу под нос. Называю мужчину как толстопузиков в отделении. Слово простое. Незамысловатое. А успокаивает. Лечит.

      «Если он с Дроздом подрался, то этот гад мог со спины напасть. Подлая натура и душонка мелкая!»

      – Потерпи, родненький. Потерпи, – вставляя иголку в вену, шепчу как мантру. И сама верю, что гептрал и гемодез помогут. Обязательно помогут!

      – Надь, ты тут сама справишься? – отвлекает меня от молитвы Дудков. – А то у нас дел по горло.

      – Иди спасай мир, – повернувшись, роняю едко.

      – Вот ты языкатая, Надежда, – устало вздыхает он. Растягивает губы в улыбке, а в глазах уже мелькает злость и… страх.

      Наверняка Морозов позвонил и вставил.

      В особо крупном!

      Но меня это не касается. Пусть теперь сам расхлебывает. Мне бы человека на ноги поставить и домой уйти. Хоть под подписку о невыезде. А если Тимофей пришлет кого-то из своих адвокатов, те быстро докажут мою невиновность.

      В суд бы на Торганова подать… да не умею я судиться. И его, дурака, жалко. Хлебнет еще со своей блондой. Где он ее только выдрал?

      Человек на койке тяжело стонет.

      – Потерпи, родненький, – аккуратно глажу больного по руке, – Потерпи.

      И неожиданно залипаю на широченных плечах, едва уместившихся на топчане.

      С таким мужиком ничего не страшно!

      Думаю и сама пугаюсь собственных мыслей.

      Кто же ты? Почему дал себя обдурить? Не верю я, чтобы кто-то из наших мог бы открыто противостоять такому шкафу.

      Заглядываю в лицо, будто высеченное из мрамора. Наверняка этот человек военный. Одна выправка чего стоит. И разворот плеч! А еще твердая линия губ и волевой подбородок. Интересно, глаза у него какие? – размышляю я и, набравшись смелости, открываю веко.

      Но ничего не вижу, кроме белков.

      Плохо дело!

      Снова меряю пульс. Убрав, пустой флакон из-под гемодеза, ставлю гептрал.

      – Очнись, миленький, – умоляю чуть слышно.

      И словно услышав мои молитвы, человек тихо ведет пальцами. Следом инстинктивно приподнимаются веки. Дергается рука.

      Очнулся, слава тебе господи!

      – Тихо, тихо, больной! – удерживаю на месте иголку.

      Мужчина распахивает глаза. Карие. Колдовские. Обводит камеру мутным взглядом и снова прикрывает веки.

      Красивый мужик. Никогда таких не видела.

      Внутри что-то торкает. Даже с Витей такого никогда не было. Поспешно отхожу к окну. Сквозь толстую решетку смотрю на голубое небо и стайку птиц, поднимающихся в вышину.

      «Выдыхай, девочка! Выдыхай. Это какой-то сказочный персонаж. Пришелец из другого мира. У нас в окрестностях такие особи не водятся».

      Жду