По аллеям души. Александр Дергачев

долго глядел на синющее небо и задремал. Жужжали мухи, стрекотали кузнечики, пели птицы. Красота!

      Сколько проспал, не знаю, но внезапно проснулся от того, что кто-то кусает меня за ногу. Муравьи! Рыжие! Да много! «Эй, вы, что творите! – сказал я им громко, – больно же. Ну улёгся я к вам на тропу, так уже сваливаю».

      На месте покинутой деревни виднелись следы запустения и разорения. Здесь когда-то люди жили, радовались, огорчались. А потом никого не стало. Деревня стала, видите ли, неперспективной. На месте покинутых и снесённых домов теперь лишь прёт высокая крапива. «А как это неперспективно жить на земле? – думал я вслух. – Ходить в школу, сеять хлеб, скот пасти; просто любить, наконец, или ненавидеть, страдать, болеть, умирать?»

      Вспомнился мой поход на лодке по Иртышу. Однажды мне пришлось от самой воды подняться вверх по крутому обрыву и посетить такую же неперспективную заброшенную деревню. Тут сейчас вот домов уже не было видно, только бурьян, а там дома стояли. Домов десять-двенадцать вдоль самой кромки обрыва. Тогда я постучал в один из них в надежде, что кто-то там ещё живет. Помню, как я переступил порог. В комнате стоял спёртый, тяжёлый запах, а на кровати лежала бабушка. Увидев меня, приподнялась на подушках, а потом силы покинули её, и она уронила голову… Я испугался, не умерла ли она, настолько она была слабой.

      – Здравствуйте,– промолвил я, – могу я чем-то помочь вам?

      – Воды бы принёс из колодца, сыночек.

      Я схватил ведро, побежал на колодец, а мысль била тогда в моей голове, что хоть бы она не умерла сейчас и что я ей помогу выжить, напоив водой. Она попила совсем немного, силы пришли к ней опять, но голос был очень тихий.

      – Спасибо тебе, мил человек…

      – Да, что вы. А как же вы здесь одна?

      – А ко мне сегодня из райцентра дочка приедет, всё зовёт меня к себе. Забрать хочет. А как вот всё бросить? Здесь ведь всё моё добро нажитое и могилки мужа мово Ивана Федотовича да сына Володечки. Как же уедешь? – заплакала она.

      Она ещё попила колодезной воды.

      – Спасибо, сыночек. Легче стало. Я уж сама-то не могу встать. Хотела вот помереть сейчас и остаться здесь, да вот не удаётся…

      Вышел оттуда в жутком настроении. «Только кладбище в дымке и осталось от былого. Грустно!» – сказал я вслух и быстро пошёл к машине.

      Мой путь обратно проходил через редкий подлесок, затем я миновал большое открытое пространство всё в чертополохах, колючем осоте вперемешку с лебедой и крапивой. «Вот пройду его, и справа будет стоять машина», – сказал я себе, тому умному человеку. Но тот почему-то промолчал, таща давно потяжелевшую корзину.

      И вдруг я увидел каких-то странных людей. Они нагибались, оглядываясь по сторонам, казались совсем рядом и в моём восприятии были и реальны, и нереальны одновременно. Они будто кружили по одному месту. В дымке на фоне кладбища картинка казалась зловещей.

      «Тоже что ли грибники? Что это за зомби? Как из фильма про мертвецов», – сказал я вслух.

      Меня заметили, оторвались от своих дел, и, будто