Мои нереальные парни. Долли Олдертон

жизни быстро обернулось собственно взрослой жизнью с ее каждодневным выбором, определяющим, кто я, за кого голосую, кто мой интернет-провайдер. Возвращение на полдня туда, где протекли мои подростковые годы, было сродни короткому отпуску в прошлое. Приезжая в Пиннер, я вновь становилась семнадцатилетней, хотя бы на один день. Я могла делать вид, что мой мир ограничен, выбор не играет особой роли, а впереди простираются бескрайние возможности.

      Мама открыла дверь в своей обычной манере: всем видом демонстрируя, что ее отвлекли от массы важных дел. Прижимая переносной домашний телефон к уху плечом, она изобразила слабую извиняющуюся улыбку, одними губами произнесла «Прости» и закатила глаза. На ней была серая футболка с круглым вырезом и черные трикотажные штаны – недостаточно плотные для брюк, недостаточно обтягивающие для легинсов и недостаточно мешковатые для пижамы. Ее стандартный набор золотых украшений включал в себя толстый браслет, браслет-бэнгл, серьги-гвоздики с жемчугом, цепочку-жгутик и обручальное кольцо. Вероятно, она пришла с какой-то тренировки или собиралась на нее. Мама стала одержима физическими упражнениями с тех пор, как ей исполнилось пятьдесят, хотя вряд ли это изменило ее вес хоть на полфунта. Постменопауза облекла ее в новые мягкие формы: небольшой второй подбородок, раздавшаяся талия, складки на спине, проступающие поверх лифчика под футболкой. И она выглядела прекрасно. Это была не та красота, от которой захватывает дух, а та, что притягивает своей обыденностью, как открытый огонь, букет розовых роз или золотистый кокер-спаниель. Ее боб оттенка эспрессо, несмотря на проблески седины, отличался восхитительной густотой, а высветленные пряди отливали золотом в свете икеевской лампы на потолке. Я почти ничего не унаследовала от маминой внешности.

      – Да, хорошо, – произнесла она в трубку и поманила меня в прихожую. – Отлично, тогда давайте выпьем кофе на следующей неделе. Просто назовите день. Я принесу набор для изучения Таро, помните, я рассказывала? Ничего сложного. Нет-нет, можете оставить его себе. Конечно. Тогда до встречи, пока!

      Мама повесила трубку, обняла меня, а затем, отстранившись на расстояние вытянутых рук, стала изучать мою челку.

      – Это что-то новенькое, – озадаченно произнесла она, будто разгадывала кроссворд.

      – Да, – сказала я, ставя сумочку и разуваясь (всем визитерам полагалось снимать обувь у двери – здесь это правило соблюдали строже, чем в Голубой мечети). – Отрезала перед днем рождения. Подумала, что неплохо бы скрыть свои тридцатидвухлетние морщины на тридцатидвухлетнем лбу.

      – Не глупи. – Мама легко махнула по моим волосам. – Для этого не нужны космы, просто используй качественный тональник.

      Я улыбнулась: ее слова меня не задели, хотя удивляться было нечему. Маму всегда огорчало то, насколько неженственной я росла – она бы предпочла дочку, с которой можно ходить по магазинам