Мои нереальные парни. Долли Олдертон

приятно осознавать, что можешь полностью контролировать другого человека с помощью сахара. Наслаждайся, пока есть время: в подростковом возрасте место сладостей займут деньги.

      – Ужасно, – сказала Кэтрин, подсовывая босые ступни под свои длиннющие ноги и дуя на горячий кофе. – Я использую пирожные и печенье, чтобы улучить время для разговора с друзьями. Это ее отвлекает, но не уверена, что поступаю правильно.

      – Все родители так делают.

      – Да. По сравнению с другими мы еще неплохо справляемся, – торопливо добавила Кэтрин, вновь являя собой образец идеального материнства после краткого самобичевания.

      – А как у тебя дела? – спросила я, щедро отхлебнув кофе.

      – Хорошо, и даже есть кое-какие новости. – Она выдержала драматическую паузу. – Я беременна.

      Я изобразила полнейшее удивление: восторженный взвизг, отвисшая челюсть, отставленная в сторону кружка и все такое.

      – Когда срок?

      – В марте.

      – Здорово.

      – У тебя будет маленький братик или сестричка, да, Оливия? – спросила Кэтрин.

      – Молозеное, – безразлично ответила та.

      – Нет, никакого мороженого, – вздохнула Кэтрин.

      – Пирожное! – Я взяла одно и помахала у крестницы перед лицом. – Смотри, какая вкусняшка. Ты сообщила на работе?

      – Еще нет. Вообще-то, я решила не выходить после декретного отпуска, так что надо обставить все очень деликатно.

      – Ого, – сказала я. – Здорово. Ищешь другую работу?

      – Нет, мы подумываем переехать из Лондона. – Наступила короткая пауза, в течение которой я быстро прокрутила в голове все наши разговоры за последний год, пытаясь вспомнить, говорила ли Кэтрин об этом раньше. – Таким образом, у меня будет возможность хорошенько обдумать, чем я хочу заниматься, став матерью двоих детей.

      – Правда?

      – Да, мы много раз это обсуждали… Оливия, не ешь обертку, солнышко, она невкусная. – Кэтрин протянула руку и вытащила бумажку из раскрытого рта дочери. – У нас будет больше места, а у детей – нормальное детство.

      – Мы выросли в Лондоне. По-твоему, наше детство не было нормальным?

      – Мы выросли на самых дальних окраинах пригорода, едва ли их можно назвать Лондоном.

      – Мы ведь договорились – если есть красные автобусы, то это Лондон.

      – На днях возле станции Тутинг-Бродвей какой-то мужик с утра продавал блоки гашиша. Оливия попыталась схватить один – подумала, что это печенье.

      – Песенье! – внезапно воскликнула Оливия – ни дать ни взять Лазарь, воскресший из сахарной комы.

      – Никакого печенья, ты только что съела четыре пирожных.

      – Песенье, мам, позялуйста, – сказала она писклявым голоском, ее розовый ротик начал кривиться.

      – Нет, – отрезала Кэтрин.

      Выйдя на середину гостиной, Оливия бросилась на пол, словно скорбящая итальянка.

      – МАМА, ПОЗЯЛУЙСТА! – взвыла она. – НИНО, ПОЗЯЛУЙСТА,