Утренний дом. Виктория Игоревна Иванова

Ты что, оглохла! Дверь долго открытой держать? – раздался голос Наташки.

      Светка очнулась и выскочила из вагона. Сделала несколько шагов и обернулась. Растерянно посмотрела на напарницу. Та подняла глаза. Светка хотела вернуться, она уже сделала движение вперёд. Но Наташка, не понимая её, махнула, мол, добро, беги. И улыбнулась так тепло, по-детски. Добрая она, Наталья. И Светка поплелась к соседнему трамваю.

      Она не слушала бабью болтовню в чужом вагоне, долго переминалась в нерешительности и временами потерянно оглядывалась на свой трамвай. Наконец решила вернуться. Сжала губы и выскочила на дорогу. Ей посигналила машина, но Светка даже ухом не повела. Когда поднялась в трамвай, священника уже не было.

      – А где этот?.. Пассажир? – тревожно и тихо спросила она напарницу.

      – Ушёл.

      – Слушай… Бабы говорят, ещё не скоро… Гаишников ждём… Я сбегаю за мороженым в парк? Долго же стоять…

      – Иди, – отпустила Наташка, – купи мне с шоколадной крошкой.

      Светка вылетела из вагона, будто сбежавшая юная пассажирка. Вошла в парк, а там музыка. Грустная, за душу берущая. Тонкая, тихая, как шёпот занавески пустым покинутым утром. Светка постоянно оглядывалась, искала что-то глазами. Она купила мороженое и стала бродить по парку. Вокруг было многолюдно, шумно. Всё кипело бодрой, настоящей жизнью! Дети катались на игрушечных пони, кормили голубей, фонтан брызгал, пенился искрящимся шампанским, в воде веселились подростки. Люди, люди, люди… и всё пёстрое, живое.

      Первый день лета щеголял ещё в весеннем наряде. И аромат от яблонь и вишен витал вокруг.

      За оградой звякнул трамвай, пришлось поспешить к дороге. Двери вагона были открыты. Светка отдала размякшее мороженое Наташке и распечатала своё. Оно легко и податливо таяло, не принося прохлады, но отдавая сладость.

      – Ты чего растрёпанная такая?

      – Всё нормально, – сдавленным, не своим голосом ответила Светка.

      Наталья нахмурилась и хотела уже что-то сказать.

      – Нечего глазеть! Ешь, растает, – нарочито громко выпалила Светка и вышла из кабины.

      Когда она приблизилась к своему креслу, её сердце отчаянно застучало в невидимую, но крепкую стену. На сиденье лежал свежий букет из наломанных веточек сирени и яблони. Светка прикрыла рот ладонью и разрыдалась.

      Наташка переполошилась. Выскочила из кабины в вагон. Она впервые видела подругу плачущей. Светка не просто ревела, она выла, прижав руки к груди и согнувшись:

      – О-о-о-о-ой… О-о-о-о-о… О-о-о-ой…

      Наташка в растерянности засуетилась.

      – Мужик твой, что ли, звонил? Опять набедокурил? С сыном что? – выспрашивала она.

      Светка в ответ только мотала головой и ещё громче голосила. Наташка посадила её на первое попавшееся место.

      Светка, красная и мокрая от слёз, сжала губы. Вытерла слёзы рукавом и выпроводила Наташку в кабину книжку свою читать. Когда подруга ушла, она подняла букет и опустила лицо в медовый аромат желтоглазых цветов. Светка пила этот аромат, прикрыв глаза,