Утренний дом. Виктория Игоревна Иванова

не успел Сёма ответить, как она бросилась вперёд.

      Оставив кладбище позади, добежали до первой куцей улицы. Переводя дыхание и смеясь, перешли на шаг. И тут услышали крики, доносившиеся со двора одного из трёх жилых домов.

      – И чтобы духу твоего тут не было! – кричала молодая женщина, выталкивая кого-то за калитку. – Не смей даже приближаться к моим детям! Я тебе всё сказала! Не посмотрю, что брат, – я Пашке всё скажу!

      – Это новая англичанка, – прошептал Сёма подруге.

      Плотно сжав губы и сощурившись, Женька внимательно следила за упавшим у калитки мужчиной.

      – Это знакомый дядь Миши?

      – Да. Идём отсюда быстрее, – сказала Женька, отводя глаза от Виталика.

      На следующей улице, увидев бредущих с табуна коров, они разбежались встречать своих.

      Пригнав домой Каркушу, Сёма закрыл её в стойле и заглянул в загонку, по которой разгуливал пойманный Серёгой Зевс.

      – Вернулся с Олимпа? Нагуля-а-ался! – парнишка радостно погладил чёрную морду телёнка.

      Когда Сёма вышел из сарая, то увидел на заднем дворе мать с ведром в зимнем рабочем ватнике и разных галошах на босу ногу. Медленно, стараясь идти ровно, она брела в его сторону. Но у пустой будки Бабая запнулась о колышек, на котором когда-то крепилась цепь, и повалилась на землю, расплескав воду. Сёма попытался ей помочь, но Тамара только посмотрела на него мутными глазами и зло оттолкнула:

      – Уйди!

      Пока она пыталась встать, а Сёма подбирал отлетевшую в сторону галошу, из курятника вышел отец. Он с грохотом бросил пустые вёдра у двери. Не глядя ни на жену, ни на сына молча сполоснул руки в уличном умывальнике и зашагал домой. Мать, наконец поднявшись, поплелась доить корову. Сёма так и остался один стоять у пустой будки с галошей.

      ***

      Сёма всю ночь проворочался в зыбкой, неясной дрёме. Тиканье часовой стрелки, гудение холодильника и похрапывание спящего на соседней койке Серёги успокаивали. Он проваливался в сон, но скоро снова выныривал из него и с тревогой прислушивался к дому. Одно из таких пробуждений заставило юношу подняться и выключить будильник, который должен был прозвенеть через десять минут. Сёма приоткрыл шторку у изголовья своей кровати. На улице было пасмурно и тихо, небо ещё спало под непроницаемым суконным покрывалом. Только зелёные веточки бузины, окроплённые алыми ягодами, подрагивали от ветра и цеплялись за окошко.

      Сёма надел шерстяной зелёный свитер и вытянутые в коленках штаны, нашарил рукой под кроватью носки и вышел из комнаты на кухню. Слушая непрерывное жужжание мухи, попавшей в липкую ловушку под потолком, Сёма натянул носки и в ожидании матери отщипнул кусочек от холодного поджаренного в яйце ломтика хлеба.

      – Ты чего так рано встал? – шёпотом спросил его вошедший в комнату растрёпанный сонный отец.

      – Мамке помочь, выгоню Каркушу в табун, – стараясь говорить будничным голосом, монотонно протянул Сёма.

      – Иди спать, – Пётр зачерпнул ковшом воду из фляги, – я сам.

      Напившись, он вернулся в коридор, там медленно надел куртку, обулся и вышел