Сильные мира сего. Крушение столпов. Свидание в аду. Морис Дрюон

– мой ученик и, я бы сказал, мой снисходительный критик… А сверх того возле меня неутомимо бодрствует добрый ангел, – прибавил он, обращаясь к племяннице. – Чего еще может пожелать умирающий?

      Он вздохнул. Жилы на его шее напряглись.

      – Полно, полно, все обойдется. Теперь, когда жар спал… – проговорил Лартуа, и в его голосе зазвучали профессионально бодрые интонации, не вязавшиеся с выражением лица. – Вы еще нас удивите, дорогой Жан!

      – Масло в лампаде иссякло, – прошептал поэт.

      В комнате на мгновение наступило молчание, слышно было только, как отсчитывает секунды стрелка мраморных часов.

      Сиделка-монахиня, подобрав кверху и заколов булавкой края своего огромного чепца, кипятила в ванной комнате шприцы.

      Левый глаз умирающего вопросительно уставился на Симона.

      Вместо ответа молодой человек извлек из кармана пачку типографских оттисков.

      – Когда она выйдет в свет? – спросил Жан де Ла Моннери.

      – Через месяц, – ответил Симон.

      Смешанное выражение гордости и печали появилось в глазах поэта и на мгновение оживило синюшное лицо.

      – Этот юноша, – обратился он к врачу, – посвятил моему творчеству свою докторскую диссертацию… всю целиком… Послушайте, Лартуа, я себя прекрасно чувствую, отправляйтесь на свой званый обед. Славная вещь эти обеды! А потом, когда я уже буду…

      Затянувшаяся пауза стала невыносимой.

      – …вы по праву займете освобожденное мною кресло, – закончил поэт.

      Профессор Лартуа, член Медицинской академии, который в лице Жана де Ла Моннери терял одного из наиболее надежных своих сторонников при ближайших выборах во Французскую академию, огляделся вокруг и пожалел, что эти слова, прозвучавшие как торжественное напутствие, были произнесены почти без свидетелей. И он впервые обратил внимание на дурно одетого молодого человека с непропорционально большой головой, стоявшего рядом с ним и близоруко щурившего глаза, скрытые стеклами очков в металлической оправе; словно приглашая всех разделить свое восхищение умирающим, Лартуа бросил на невзрачного посетителя взгляд, означавший: «Какой удивительный ум, не правда ли? Какая возвышенная душа! И это в преддверии смерти!»

      Он издал короткий смешок, как будто речь шла об обычной шутке.

      – Оставляю вас в обществе вашей славы, – произнес он, дружески положив руку на плечо Симона. – Я заеду еще раз в одиннадцать часов.

      И Лартуа вышел в сопровождении Изабеллы.

      Длинными пальцами в темных пятнах Жан де Ла Моннери перебирал пачку оттисков.

      – Как трогательно!.. Как трогательно!.. – прошептал он.

      Вновь он медленно перевел взгляд на молодого человека, потом глаза умирающего затуманились.

      – Как прекрасно это звучит: слава, – едва слышно произнес он.

4

      Лартуа спускался по лестнице слегка подпрыгивающей походкой, высоко подняв голову.

      – Доктор, сколько ему еще осталось жить? – вполголоса спросила