Золотой раб. Пол Андерсон

к себе. Его лицо погрузилось в мягкую темноту.

      – О, – ахнула она. – О… не здесь… подожди…

      Но руками она прижимала его голову. Он уложил ее на пол. Она беззвучно рассмеялась и попыталась выбраться из-под него. Он использовал свою силу, чтобы удержать ее. Тонкий шелк рвался под его пальцами.

      – Зверь! – сказала она, раскрыла губы и закрыла глаза.

      Снаружи мальчик на мгновение остановился, вспомнил приказ и снова запел. В песне говорилось о легионере в Азии, вспомнившем о своей матери.

      Потом Корделия отвела Эодана в свою спальню. Служанка принесла им вино и печенье. Девушка украдкой посмотрела на него, рот ее дрогнул, и он вспомнил, что как-то она согласилась встретиться с ним после восхода луны.

      – Геркулес, – сказала Корделия, не обращая никакого внимания на девушку. Они лежали в постели, она прижалась к нему и уткнулась носом ему в шею. – Ты большой безумный Геркулес.

      Он не чувствовал удовлетворения жеребца, какое она давала ему раньше. Сегодня она оставила его пустым, причем он сам не понимал, каким образом. Он не чувствовал, что предает кого-то, – до этого раза. Держа чашу с вином в ослабевших пальцах, он спросил:

      – Госпожа, почему ты не называешь меня моим настоящим именем?

      – Потому что его может носить любой человек, – ответила она, – но есть только один сын Алкмены. [Алкмена – в греческой мифологии мать Геракла (Геркулеса). – Прим. пер.]

      Если он не хочет умереть, он не должен говорить, что чувствует на самом деле. Но по крайней мере может отказаться от собачьей готовности доставлять удовольствие. Он может прямо сказать:

      – Госпожа, когда-то моей привычкой было проявлять доброту. И мне больно принимать ее, ничего не даря взамен.

      Ему хотелось крикнуть: «Я не домашнее животное, не твоя игрушка. Я свободный человек с именем, которое дал мне отец. Я благодарен за облегчения, за снятые цепи и за твое тело. Но между нами нет ничего глубокого. С твоей стороны – развлечение на несколько недель, с моей – старания раба получить, что можно, стремление отомстить хозяину и тревога, что будет с ним, когда он тебе надоест. Я больше не буду рабом. Я уйду к моей жене».

      Но он слышал ее слова:

      – Геркулес, ты дал мне больше, чем знаешь сам.

      Удивленный, он повернулся к ней. Никогда раньше не видел, чтобы она краснела: краска, как прилив, поднималась по ее груди, горлу, щекам и лбу. Она ногтями впилась ему в запястье и не смотрела ему в глаза. Он слышал ее сливающиеся быстрые слова:

      – Ты думал, почему я пью, и сплю с мужчинами, и позорю себя и своего мужа? Думал, это просто безделье и похоть? Что ж, отчасти так и есть, не стану отрицать. Муж запер меня, чтобы я была подлинной римской матроной и рожала ему детей. Думаешь, ты один в этой комнате раб, Геркулес? Я не беременела, и он почти перестал разговаривать со мной. За девять лет, до того как он ушел на войну и ты взял его в плен, он не сказал мне почти ни одного слова. Но ведь боги прокляли его, а не меня! Потому что слушай. В своей нужде я обратилась к молодому человеку, который время от времени навещал наш дом, кудрявому мальчику, который