Балканский венец. Том I. Вук Задунайский

Был несдержан и груб, буйством славился. Не мог спокойно на месте сидеть. Творил что хотел, с тобой не советовался. Судьбу каждый день Божий испытывал. Дочь твою вдовою оставляю. Прости, отец.

      – Прощаю тебя, сын мой, хотя и нет за тобой вины. Во всем я виноват, я один. Господарь – плоть от плоти народа своего, негоже ему пребывать в благости, когда такое вокруг деется. Верю я, князь, что скоро мы встретимся.

      – Встретимся, владыка. Нам отныне всегда вместе быть.

      Падает глава царя Лазаря, за нею – глава князя Београдского, а там головы сербов сыплются, как горох. И кто сказал, что у князей с севера кровь другого цвета, нежели у простых людей? Смотрит на казнь Баязид. Глаза его темные и бездонные, как озера на Дурмиторе, пеленою бледною затянулись. Видит ли он в тот миг бесславную погибель свою от руки черного владыки с Востока? Иль поражение народа своего? Кто знает? Но лишь положил князь Милош главу свою на плаху окровавленную, вышло солнце закатное из-за туч, и заиграли кудри на ветру золотом червонным. Отвернул глаза Баязид, не посмел на красоту такую смотреть. Негоже тебе было, светлый князь…

      Подходит после казни к Баязиду царедворец лукавый. Подносит две головы – с седыми волосами и золотыми. Говорит он Баязиду:

      – Чего делать нам с псами этими? Скормить их свиньям? Иль на копья поднять, дабы все могли видеть позор их?

      Ударил Баязид царедворца сапогом в лицо. Покатился тот по ковру, скуля как собака.

      – Как обращаешься ты к султану, нечестивец! – вскричал Баязид. – Не видишь ты, кто пред тобою? За это быть тебе самому на копье!

      Набежали янычары – волю султана выполнять.

      – Отныне повелеваю называть нас Баязид Молниеносный.

      Рухнули турки на землю. И опять тащат Баязиду головы – ползком тащат, не поднимая глаз:

      – О мудрейший из мудрейших! Да продлит Всевышний бесконечно дни твои! Что прикажешь делать с этими недостойными?

      – Тела их выдайте родичам – пусть похоронят по своему обычаю. Голову царя припрячьте, да получше. Пусть ищут. Тогда лишь кончится война для народа этого, когда найдут они голову царя своего. Голову же убийцы отца моего, его доспехи, сбрую и оружие я оставлю себе.

      – О мудрейший из мудрых!

      – Что, псы, не хотите вы такого султана? Предать меня надумали?

      – Нет, величайший, как можно!

      – Запомните, собаки, – были бы все такими, как убийца отца моего, не надо было б нам воевать ни с кем. Вспомнят нас лишь потому, что вспомнят поле Косово и князя Београдского.

      Будто ветер шелохнул головы подданных султана, но никто не нарушил молчания. И продолжал Баязид:

      – Дошло до наших ушей, что брат отца нашего, эмир Муса, в Анатолии бунт против нас затевает. Говорит он, что будто Мурад с сыновьями погибли, и отныне ему править османами. Дабы не дать свершиться святотатству такому, мы возвращаемся в столицу. Отца и брата моего похороните на поле с великими почестями. Пусть стоит здесь гробница в их память. В столицу отправьте гонца с вестью о том, что султан Мурад и сын его Якуб пали в битве, да с приказом подготовить достойную встречу султану Баязиду. Али-паша! Наказываем тебе заключить