Сказка о сказке. Алексей Эрр

Но тут плетёные кресла под великаном снова застонали, он нагнулся, захрипел и… попробовал шлёпнуть Эли по попе. Но не шлёпнул, а просто лапой махнул, потому что Эли, быстрая, как белка, уже стояла с другой стороны столика и продолжала отсчитывать серебро. Не спеша.

      – Ааах! Паа-прыгучая каа-кая! Т-ты ещё паа-прыгаешь у мее-ня ещё!

      Этот великан точно был похож на большую жабу, Эли об этом тоже подумала. Он сверкнул на неё выпуклым глазом и ещё что-то беззвучно губами прошептал. Видно, Эли рассердила его не на шутку, у него даже лицо тёмное стало. А монетки он смёл со стола в карман, кошелька не доставая. А потом – потом облизал губы шершавым языком, выпил полкружки пива, проглотил мороженое сразу из двух вазочек, выпил ещё пива, съел все конфеты и, запрокинув косматую голову, противно зафырчал остатками в большой кружке.

      Эли и Лю́си повидали много людей, всяких и разных, забавных и не очень, но таких гостей в их кофике никогда не было. И во всем городе таких не было.

      – Лю́си, – шепнула Эли, – видела, какая она красивая?

      – Видела, – еле слышно выдохнула Лю́си. – Только она…

      Тут Лю́си запнулась, не смогла договорить – почему «только она» или что «только она» – всё непонятно было. И сказать по правде, маленькие подружки не понимали, что у них в кофике творится, то есть совсем не понимали. А когда пытались, их славные личики лишь застывали в грустной задумчивости. От этой задумчивости всё вокруг замерло, даже солнечные зайцы притихли, даже белки перестали прыгать и свесили вниз любопытные уши с длинными кисточками, а в воздухе повисла полная тишина. Но висела она недолго, потому что секундой позже произошло нечто такое, такое нечто, что ни в одно непонимание не влезет. Что-то страшно невероятное, будто трясли, трясли кусок земли, и вышло из этого целое землетрясение.

      Этот великан – Большая Жаба, как его девчонки называли – опять приподнялся. Поломанные кресла под ним жалобно застонали, постояли секундочку и рухнули, словно сил у них не осталось. Великан же о них не думал, он потемнел лицом ещё больше, хотя больше некуда было темнеть, и широким взмахом отшвырнул от себя столик. Резко так, что плащ хлопнул, а бедный столик полетел кувырком, и вслед за ним скользнули в воздухе и разбились на каменных плитах большая кружка и вазочки, и блюдечки. Великан присел, точно, как жаба, хватая воздух открытым ртом, и запустил длинные и толстые пальцы прямо в каменные плиты, из которых была выложена площадка перед кофиком. И подружки не успели глазом моргнуть, как глаза их быстро-быстро заморгали – великан заскрипел зубами от натуги и со скрипом, скрежетом приподнял одну здоровенную плиту, и вбок её сдвинул. Сдвинул и начал дальше толкать, и опять зубами заскрипел, и толстым носом задёргал, видно, от сырости, что выползла из подземелья под плитой и дальше вверх поползла.

      А девчонки всё стояли, пошевелиться не могли, только ресницами хлопали. Смотрели на красавицу, на великана, снова на красавицу, снова на великана, что возился с тяжёлым камнем, пихал его в сторону